Гуннора оглянулась. Конь был всего один.

— Что он делает в лесу без свиты?

Она мало что знала о привычках здешних лордов, но могла бы поклясться, что человек такого ранга не отправится в лес без сопровождения.

— Он был со своими людьми на охоте, погнался за кабаном и заблудился. Я предложил указать ему путь к Руану, но он не хочет уходить. На самом деле я… не могу от него избавиться.

Гуннора потрясенно уставилась на Замо. Может быть, он не просто туп? Может быть, он сошел с ума? Наверное, жизнь в одиночестве, без детей, стоила ему рассудка. Зачем герцогу Нормандии добровольно оставаться в этой жалкой хижине?

Замо вздохнул.

— Сейнфреда… — прошептал он.

— Что с ней? Она больна?

Гуннора не могла понять, как связан герцог Нормандии с ее сестрой. Или не хотела понимать.

— Нет… Она здорова. Даже слишком. На ее щеках играет румянец, ее волосы блестят… Она приготовила герцогу рагу, поставила еду на стол и хотела уйти… Но он поймал ее за руку. «Прошу, посиди со мной». И ничего не съел. Он просто сидит там… и смотрит на нее.

Гуннора закрыла глаза. Ей показалось, что она и сама чувствует взгляд герцога… похотливый, страстный, властный. Ее сестра такая нежная! Ей наверняка нелегко выносить прикосновения Замо. Что же будет, если ей придется смириться с приставаниями этого подлеца! А герцог Ричард уж точно подлец, иначе он не стал бы домогаться жены лесника.

— Он ведь знает, что вы женаты, верно? — возмущенно воскликнула она.

Замо пожал плечами.

— Благородным нет до этого дела…

Гуннора топнула ногой.

— Благородным! Такие люди должны быть примером для своего народа, а не совращать порядочных женщин!

— Он еще этого не сделал. Но вскоре наступит ночь, а Ричард не хочет уходить. Ему нужна…

Он осекся.

Ему нужна Сейнфреда.

Если до этого Гуннора мерзла, то теперь ее бросило в жар от ненависти. Может быть, герцог отдал приказ тому христианину убить всех переселенцев. Наверняка так и было!

Ее ярость разгоралась все ярче, а вот злость Замо померкла, сменившись беспомощностью.

— Твоя мать… — начала Гуннора.

— Ее здесь нет. Вчера она отправилась в деревню за мукой. Но и она ничего не смогла бы сделать с герцогом. Сейнфреда отвела меня в сторону и сказала, что лучше покориться. Конечно, Ричард не требовал прямо, чтобы она провела с ним ночь, но это читается в каждом его жесте.

Гуннора знала, что Замо говорит правду.

Сейнфреда была нежной, хрупкой… покорной. Она и раньше готова была принести себя в жертву ради своей семьи. Девушка вновь топнула ногой. Почему Сейнфреда готова покориться сильному? Почему она позволяет всем так поступать с собой?

— Должен же быть какой-то выход! — воскликнула она.

Ей ничего не приходило в голову. Нельзя попытаться прогнать Ричарда, ведь тогда он разозлится и может взять Сейнфреду силой. Нельзя убить его — это навлечет на всю семью месть его приспешников.

Выражение тоски на лице Замо сменилось решимостью.

— Я тоже думал, что выхода нет. Но теперь появилась ты.

Гуннора не сразу поняла, что он имеет в виду.

«Выхода нет… Но теперь…»

— Что ты хочешь сказать?

— Я прогнал того всадника. Ты должна мне услугу. — Замо пристально уставился на нее.

— Что же мне делать? — В ее голосе не было и тени волнения.

— Ты и сама знаешь.

Гуннора последовала за Замо к дому, но заходить внутрь не стала. Через щель в двери она посмотрела на герцога. Ричард сидел за столом, слева и справа от него устроились младшие сестры Сейнфреды.

Гуннора отшатнулась. Она не ожидала увидеть столь мирное зрелище.

К тому же она думала, что герцог будет выше ростом. Думала, он будет выглядеть столь же внушительно, как тот христианин. Впрочем, может, убийца ее родителей только казался могучим. Как бы то ни было, она могла бы поклясться, что герцог окажется уродливым, его взгляд будет холодным, а черты — жестокими. Но Ричард был довольно мил, он приветливо, как-то даже по-ребячески улыбался, и малышки радостно улыбались в ответ, не зная, какая опасность угрожает Сейнфреде… а теперь и Гунноре.

Похоже, Ричарду нравилось шутить, флиртовать, ухлестывать за хорошенькими девушками. Он не был насильником. Но это только разозлило Гуннору. Как он мог считать флирт с Сейнфредой веселой игрой, как мог быть так слеп к положению окружающих, как мог приветливой улыбкой смягчать нарушение всех обычаев этой страны, улыбкой, точно говорившей всему миру: «Я ничего такого не имел в виду!» Он ведь герцог, каждое его слово — закон, и сколь бы легкомысленно он себя ни вел, остальные люди не могли не прислушиваться к его желаниям.

Гунноре едва удавалось держать себя в руках. Подавшись вперед, она опять взглянула на герцога.

Он был роскошно одет, хотя и не изысканней иного торговца. На нем была куртка из горностаевого меха, под ней что-то серебристо поблескивало — то ли кольчуга, то ли нагрудник. Рядом висела голубая накидка, тоже подбитая мехом, с яркой брошью. Наверное, ему стало жарко у печи, вот он и разделся. Обувь герцога была из прочной телячьей кожи, украшенной драгоценными камнями. Вивея восхищенно смотрела на все это великолепие, и Гуннора вновь разозлилась оттого, как же легко завоевать сердце ее сестры. Разве Сейнфреда не говорила, что Вивея — умница? Почему же ее острый ум пасовал при виде драгоценностей?

Да и Дювелина была в восторге, ведь герцог рассказывал ее любимые истории. Гуннора давно уже не видела малышку: та начинала горько рыдать, когда приходило время расставаться, и Сейнфреда не брала ее с собой. Девочка раскраснелась, с открытым ртом слушая герцога и радостно смеясь.

Гуннора сжала руки в кулаки.

«Завтра, когда он уедет, они забудут о нем, — подумала она. — Как и я. Я никогда не вспомню этот вечер, никогда не предстанет перед моим внутренним взором это веселое лицо…»

Но эти мысли не позволяли ей отогнать страх перед тем, что случится до утра.

Вивея перевела взгляд с украшений на сапогах герцога на его брошь с ярким камнем. Девочка благоговейно коснулась броши кончиками пальцев.

Это не ускользнуло от внимания герцога. Все так же смеясь, он протянул Вивее брошь.

— Хочешь, забирай себе.

Его голос не был мрачным, озлобленным, он звучал нежно, приятно.

Вивея просияла, принимая самый дорогой в своей жизни подарок. Ногти Гунноры впились в ладонь, она сгорала от злости. Неужели Вивея не понимает, что этот подарок заставит Сейнфреду принять ухаживания герцога? Неужели не догадывается, что подарок — не проявление щедрости, а стремление укрепить свою власть? И если произнести приказ шепотом, от этого он не станет просьбой.