Капезиус сам заполнял ее от руки. Он снова признался, что солгал о принадлежности к Ваффен-СС и своем ранге, указал, что был штурмбанфюрером и старшим аптекарем в Освенциме[302]. На вопрос, приносил ли он клятву верности какой-либо организации, он ответил: «Да. Ваффен-СС». В разделе «Доход и ресурсы» он указал, что 9 тыс. рейхсмарок, заработанные в Освенциме, значительно превышали его довоенную зарплату в Farben/Bayer. Поставив подпись и дату на последней странице, Капезиус приписал: «Детали выше указаны по памяти, без рассмотрения письменных документов. Предоставляю их согласно возможностям и по совести»[303].

Ответы сослужили ему добрую службу: 8 ноября первый лейтенант Эрих Мальгут из штаба Девятой пехотной дивизии, ответственной за работу Дахау, отправил двухстраничный отчет и рекомендационное письмо заместителю главы штаба Военных сил США в Европе. В «Заключении» Мальгут написал следующие важные слова: «Субъект не представляет угрозу безопасности»[304]. Позже Капезиус рассказывал Штоффелям, что американцы хотели построить дело против него, но не могли, поскольку «не было ни одного достаточного для этого показания»[305].

К Рождеству 1946 года Капезиуса перевели обратно в Людвигсбург. Там ему официально позволили начать процесс денацификации, находясь под стражей. Он уже начал собирать копии Persilschein, свидетельствующие о его положительном характере. В канун праздника он заполнил двухстраничный Meldebogen. Эта анкета была уже не для американцев, а для немецкого трибунала. Он выслал ее в качестве замены июньскому документу, в котором скрыл принадлежность к СС. Однако в новой анкете по-прежнему отсутствовал важный пункт, в котором он признался американским агентам месяцами ранее. Теперь здесь подтверждалась служба в СС и его ранг, его военная деятельность значилась как «аптекарь», но одного важного слова по-прежнему не хватало – «Освенцим»[306].

Через три дня он заполнил новый подробный Frageboden, уже четвертую за последнее время анкету. Ее он также отправил немцам напрямую. Снова указал службу в Ваффен-СС и ранг, и снова в 29 вопросе не указал истинного ответа, который уже дал американцам. В октябре он написал, что был «первым аптекарем в Освенциме, под началом доктора Виртса» в 1944 году. В новой анкете он заменил это на «аптекарь, Центральная станция, Берлин, под началом штурмбанфюрера Веле»[307].

Это был рисковый шаг. С одной стороны, Капезиус знал, что одно слово «Освенцим» будет красным флагом для немецкого трибунала. Само нахождение там, тем более в качестве офицера СС, могло уничтожить его путь обратно к нормальной жизни. С другой стороны, он также знал, что военнопленных было слишком много, чтобы американцы, управляющие центром содержания, успевали читать все переписки заключенных. Ему было известно, что они проверяли лишь некоторые случайные письма. Если они прочтут его новую анкету и сравнят ее с той, что он заполнял в октябре, могут повторно обвинить в «фальсификации данных в Frageboden». А этот шаг, тем более сделанный прямо под носом союзников, лишил бы его свободы на очень долгое время. Но, очевидно, он считал, что лучше так рискнуть, чем обнародовать «Освенцим» перед немецким трибуналом.

Третьего января 1947 года Капезиус отправил четырехстраничное письмо, написанное от руки, общественному прокурору Людвигсбурга. Это письмо раскрыло суть главного аргумента защиты Капезиуса: убеждение, что законы денацификации на него не распространялись. Он сказал, что его заставили стать «иностранным членом Ваффен-СС», подчеркивая, что обучался медицине, а не военному делу. Также он указал, что, согласно нацистскому расовому закону, он не мог считаться полноправным членом СС, будучи румыном. Он не имел номера СС, не вступал в нацистскую партию, и все, что он хотел делать как аптекарь – это «помогать больным и не предавать клятвы Гиппократа». Также Капезиус подчеркнул, что был главой церковной группы в Бухаресте и отказался покидать церковь, хотя СС на этом настаивало. Он попытался надавить на жалость, сказав, что «все потерял» в Румынии от рук коммунистов, и что вся его семья – родители, жена, дети – жила там в режиме «чрезвычайного положения».

«Мне не повезло стать военнопленным», – резюмировал он, указав, что американцы держали его в заключении из-за фактической принадлежности к Ваффен-СС, фактора, который англичане давно решили не учитывать. Разумеется, он не упомянул, что американцы арестовали его, потому что он был опознан бывшим узником Освенцима, и что после допроса американцы выявили в предыдущих опросниках ложь о службе в лагере смерти[308].

К письму Капезиус приложил несколько рекомендательных Persilscheins, свидетельствующих о его положительных качествах. Он имел право предоставить еще несколько писем до официального слушания[309]. Дабы убедить всех, что он в первую очередь – хороший румын, он предоставил Persilscheins от Карла Хайнца Шулери, друга детства и священника в подразделении, где они вместе служили. Преподобный Шулери сказал, что Капезиус «не покинул церкви ради службы в Ваффен-СС». Более того, Капезиус «поддерживал контакт» с пастором и сохранял «христианский взгляд на мир» на протяжении войны. Двое бывших коллег по Farben/Bayer подтвердили «полное удовлетворение» работой Капезиуса и отметили, что «он работал старательно и исполнял все, о чем его просили»[310].

Также он, как ни удивительно, заполнил еще одну огромную анкету, второй Frageboden меньше, чем за неделю, и выслал ее письмом 3 января. Ответы в ней не отличались от предыдущей. Он не был уверен, должен ли опросник идти в комплекте с его собственным письмом и свидетельскими показаниями. Дабы не затягивать процесс денацификации, Капезиус снова пошел на риск и отправил анкету, в которой не только не указал службу в Освенциме, но и солгал, отметив гораздо более безобидную должность в Главном медицинском управлении в Берлине.