С одной стороны, огонь 36-ти маломощных орудий никак не мог полностью обрушить выстроенную здесь немцами оборону. За прошедшие месяцы пехота столь тщательно углубилась в землю, что солдатам стоило лишь сползти на дно окопа, чтобы гарантированно избежать губительного обстрела со стороны русских бронемашин. Да и опыт первых встреч с подобной техникой не прошел даром, выразившись в появлении у пехоты Германской армии связок ручных гранат и 37-мм пушек в качестве средства борьбы с броневиками. Пусть малогабаритные траншейные пушки все еще находились в стадии проведения войсковых испытаний, предоставленные флотом револьверные пушки, попавшие не только в ПВО, представляли серьезную угрозу несущим противопульную броню машинам. Именно расчеты двух таких орудий смогли записать на свой счет аж три броневика и две самоходки. Сгореть те, не сгорели, но чугунные бронебойные болванки с легкостью крушили 7-мм броню, колеса и гусеницы.

С другой стороны, огонь остановившейся в полутора сотнях метров от вражеских окопов бронетехники позволил идущим в третьей волне бойцам штурмового батальона практически без потерь подобраться к противнику на дистанцию пистолетного выстрела. Учитывая же поголовное вооружение нижних чинов данного батальона ручными гранатами, на всем протяжении немецких траншей первой линии обороны начали раздаваться сотни взрывов. И на сей раз гранаты рвались не на бруствере, а под ногами затаившихся солдат противника. А затем последовал штурм, в считанные минуты завершившийся почти полным истреблением немецких солдат, чему немало способствовало вооружение нижних чинов батальона самозарядными винтовками Мондрагона[1] и ручными пулеметами Мадсена. Лишь полсотни совершенно не пострадавших счастливчиков и три сотни раненых осталось от двух батальонов 18-го резервного пехотного полка — слишком уж сильно разгорячились русские солдаты при штурме, отчего огонь велся даже по задиравшим руки вверх немцам. Так, потеряв 27 человек убитыми и 82 ранеными, пребывавшие в не меньшем шоке, нежели немцы, русские войска заняли первую линию вражеской обороны, потратив на это какие-то 38 минут.

Спустя еще полтора часа, потребовавшихся на пережидание жиденького огневого налета, отражение слабо организованной контратаки, устройство подоспевшими саперами переправ для техники, эвакуацию пленных и раненых в тыл, пополнение практически полностью расстрелянных боекомплектов боевых машин и, что самое важное, возвращение авиационной поддержки, атака была продолжена. Три десятка БА-3 и самоходок, действуя в том же порядке, всей своей мощью навалились на вторую линию обороны, где засели в обороне остатки 18-го резервного пехотного полка. Причем на сей раз все легкие бомбардировщики скинули свой боевой запас именно на траншеи, тем самым изрядно облегчив работу бронетехники по выдавливанию немецких солдат с оборонительных позиций. Но дрогнул противник лишь после того, как к атаке подключились отбомбившиеся по артиллерийским позициям штурмовики.

А кто бы не дрогнул в сложившейся ситуации? Ведь картина, представавшая глазам, по сути, простых людей вырисовывалась истинно апокалиптическая. Прямо на тебя неудержимо прет неуязвимый для ружейного огня противник, сверху то и дело сыплются бомбы и пули, своя артиллерия почти не подает признаков жизни, а рядом кричат десятки раненых товарищей, которым ты ничем не можешь помочь. Да еще, вдобавок, если хорошенько прищуриться или надеть затемненные очки, можно было разглядеть накатывающие вслед за бронетехникой волны русских солдат. Солдат, на чьих примкнутых к винтовкам штыках играли солнечные блики. Вот только уже совсем скоро эти сами штыки вполне могли потерять свой былой лоск, покрывшись слоем превосходной немецкой крови. Именно подобные мысли, а не мечты о величии Германской империи проскакивали в головах уцелевших солдат 3-го батальона 18-го резервного пехотного полка, когда они, не оглядываясь назад, неслись к следующей линии окопов. Но не все. Были и те, кто остался на боевых позициях. Правда, лишь по той простой причине, что они видели, как вокруг удаляющихся человеческих фигур вспухает бессчетными грязевыми фонтанами земля. Пули, осколки, а после и шрапнель, обильно зарываясь в грунт, порой на своем пути встречали тела немецких солдат, отчего последние падали на землю и более не поднимались. Так что почти пятьсот человек предпочли сложить оружие и сдаться на милость русской пехоте, вместо того, чтобы играть в рулетку со смертью. Тем более, что смерть, явившаяся в обличии неуязвимых боевых машин, находилась на расстоянии в жалкие сотню шагов и не ведала жалости, посылая вдогонку спасающимся бегством людям один снаряд за другим.

Спустя еще час, большей частью потраченный на подтягивание пехоты и устройство деревянных мостков для прохода техники, русские войска прорвали немецкую оборону на этом небольшом участке фронта, полностью разгромив 18-й резервный пехотный полк. Путь на Велау был открыт, и в тыл ушел сигнал на выдвижение основных сил моторизованного корпуса, коему предстояло сыграть главную роль в начавшейся битве. А часом позже и сорока километрами севернее в виду береговых наблюдателей показались два десятка катеров под Андреевским флагом, на верхних палубах которых яблоку было некуда упасть — столь плотно они были забиты вооруженными винтовками матросами. Но, что было куда более пугающе — все небо за их кормой было затянуто черной пеленой дымов от труб многочисленных пароходов, что приближались к южному берегу Куршского залива отнюдь не с добрыми намерениями и не с пустыми трюмами.

С момента начала войны уже не единожды, что немцы, что русские, применяли такой прием военного искусства, как охват противника с двух сторон, иначе именуемый «клещи». У немцев это получалось чаще, как за счет более высокого уровня развития связи, так и, чего уж греха таить, лучшей подготовки командного состава. Но это вовсе не означало, что среди их русских визави не имелось потребного количества достаточно опытных и талантливых офицеров, чтобы сперва распланировать, а после провернуть подобный трюк в масштабах корпуса. Тем более имя под рукой столь великолепное естественное препятствие, как Куршский залив, позволявший исключить возможность немецкой контратаки хотя бы в одном из направлений, что несколько облегчало работу штаба 1-го механизированного корпуса ИВВФ. Более того, в кои-то веки командование флота соизволило подгадать действия своих сил под нужды армии, чего столь сильно недоставало во времена Русско-Японской войны. Впрочем, этот же факт заставлял генерала от инфантерии Флуга, назначенного командовать корпусом, выказывать свое недовольство. Целых пять дней потребные для прорыва вражеской обороны силы прохлаждались на позициях, откуда им надлежало начать наступление, в ожидании информации о вступлении кораблей и авиации Балтийского флота в бой. Но делать своим недоброжелателем командующего Балтийским флотом, выманивающего на подброшенную приманку немецкие корабли, у жаждущего вернуть подпорченный снятием с командования 10-й армии статус, а также стремящегося доказать всем и каждому свой воинский талант Василия Егоровича, не было никаких намерений. Тем более что Николай Оттович с должным вниманием