Через несколько месяцев Эмма и Роман появились на приеме в честь получения Елизаветой Корнеевой очередной престижной международной премии. На мгновение в зале для фуршета наступила тишина. Такой ослепительной парой показались они всем. Эмма была в длинном черном платье с открытой шеей и руками, Роман — в темном костюме. Так могут выглядеть люди особой, сознательно и продуманно выведенной породы. Или наоборот: те, кого природа спускает иногда на землю в качестве эталона благородства, ума и неотразимой человеческой прелести. От лица Эммы невозможно было отвести взгляд. Его кукольная красота потеряла защитную маску неподвижного, печального вопроса. Теперь это лицо любящей женщины. В нем было все — от любви. Восхищение — от любви, радость общения с другими людьми — от любви. Страх перед болью и страданиями всех и каждого — от своей любви.

А он… Профессиональный отшельник, гений и нищий по призванию. Он больше не беспомощный, не мрачный, не удрученный, не одиночка, который верит только науке. Он — уверенный и сильный мужчина, получивший от жизни приз, о котором не смел мечтать. Он — муж.

— Привет, — подошла к ним Елизавета. — А я сомневалась, что вы ради меня прервете свое бесконечное свидание с отключенными телефонами. Спасибо, что приехали. Хороши вы до невозможности. Сообщаем всем о вашем новом статусе?

— Да, — кивнул Федоров. — Только опускаем вопрос с приглашением всей этой оравы. Нам некогда. Мы столько времени потеряли.

Эмма переехала к Роману в его большую, заброшенную, запущенную квартиру в центре. Его родители несколько лет назад уехали навсегда в другую страну. Он жил в районе письменного стола, годами не заглядывал в другие комнаты. И Эмма с неожиданным для себя и для бабушки рвением взялась обживать эту целину. Бегала по магазинам, без конца что-то заказывала по интернету, принимала курьеров и рабочих.

Однажды вечером она вышла из машины во дворе, прошла пару метров и оказалась перед темной фигурой, перегородившей ей дорогу.

— Здравствуй, Эмма, — сказал Арсений. — Не выдержал. Решил все же спросить прямо. Как же так получилось? Неужели все, что было, не имело для тебя никакого значения? И почему он?

— Здравствуй, Арсений. Не готова была к таким вопросам, но сейчас переведу дыхание и отвечу. Получается, наверное, так, как на роду написано. И совсем не так, как мы планируем. Даже не так, как хотим. Я была с тобой по желанию. То, что между нами произошло, значило и значит для меня очень много. Ты стал моим первым настоящим женским опытом. А он — потому, что я его люблю. Причем, кажется, очень давно, с детства. Просто мы такие скрытные люди, что не могли в этом признаться даже себе.

— Ты уверена в том, что ничего не перепутала? Что не приняла жалость к жертве за любовь? Что не вынесла мне приговор из-за того, что могло показаться преступлением только сумасшедшим истеричкам из интернета? То был просто бизнес. Во имя нашей же семьи.

— Роман — не жертва, — рассмеялась Эмма. — Он самый сильный и самый умный мужчина из всех, кого я знаю. И лучший любовник, извини, если тебе неприятно это слышать.

— Я проклинаю тот день, когда повелся на твою нежную красоту, твою скромность и невинность. Я увидел в тебе идеальную жену. А ты — жестокий и беспощадный человек с тяжелой мужской хваткой. Ты просто использовала меня. Да, все к лучшему. Самого страшного человека в моей жизни я уже встретил. И ты сказала мне все, что я хотел. Все, что нужно, чтобы превратить мою любовь в ненависть. Прощай.

— Минуточку, Арсений, — попросила Эмма. — Раз это последний разговор, скажу то, что собиралась, но не успела. Это важно. Частный детектив, который расследовал ту историю с твоими поставками, а затем с нападением на Романа, представил мне доклад. Да, все, в чем тебя подозревали, подтвердилось. Пусть для тебя это ерунда, просто бизнес, но это были преступления по любому закону. Но дело не в этом. Это прошлое. Дело в другом: я знаю точно, кто напал на Романа по твоему заказу. Фамилии, клички, адреса. Я даже могу быть свидетелем того, что они не раз выполняли твои поручения. Эти клички звучали в твоих телефонных разговорах при мне. Но мы не будем сейчас ничего предпринимать. Их просто возьмут на очередном преступлении. Это моя защита семьи. И это самое большое, что я могу для тебя сделать. Порви с ними до того. Этим советом я тебя благодарю за то, что было. Благодарю без сарказма и кавычек. Хочу, чтобы мы были в расчете.

— Благодарю и тебя за последнюю милость. У меня поправка: ты не просто жестокий человек. Ты — чудовище.

Эмма вошла в квартиру, опустила на пол сумки и сразу встретила нетерпеливый, обожающий взгляд Романа, который всегда торчал в прихожей, ожидая ее.

— Ненавижу школу, — выдохнула она.

И эти двое закрыли для всех дверь в свою историю любви, отвоеванную у людей и обстоятельств. Если для ее охраны нужна жестокость, пусть так и будет.

Стас Галецкий был сыном очень красивой женщины. Настолько красивой, что это мистическим образом определило его характер и судьбу. Общество двинулось с платформы равных возможностей к станции контрастов, преимуществ и незаслуженных наград. Очень сообразительный мальчик Стас с детства понял: для того, чтобы тебя заметили, уважали, выделяли, нужно что-то вроде печати исключительности. И с ней все пойдет особым образом, не так, как у всех. Он очень рано сформулировал для себя самое жалкое и унизительное состояние: «как все», «как у людей», «толпа». Эти понятия безнадежно серого цвета. Это не жизнь. В этом не может быть ни мечты, ни подарков.

А мама Стаса, женщина простая, бедная, ничем не знаменитая, была так ослепительно хороша собой, что Стасик с детского сада стал «тем самым». Был мальчик, у которого самый богатый папа, девочка, чья мама — известная балерина, близнецы пожарного, который вынес из огня половину детского дома. И в этой исключительной компании оказался Стасик, на маму которого было больно смотреть, такой она была ослепительно красивой. Взрослые: воспитатели, другие родители, позже учителя многое говорили о Галине, маме Стаса. Это были далеко не только приятные слова и оценки, часто продиктованные завистью и подозрительностью. Но это все потом, это к Стасу отношения не имело.

Стас нес печать своей исключительности сначала бессознательно. Затем начал разумно и продуманно на нее работать. Он старался соответствовать. Он сам красавцем не был категорически. Но его внешность заметит каждый и уже никогда ни с кем не перепутает.

Стас был альбиносом. Отсутствие пигмента меланина считается вообще-то уродством. Но ангел-хранитель Стаса спас. Радужка глаз не стала бесцветной, страшной, как бывает. Глаза Стаса были очень светлого, самого светлого оттенка голубого цвета. На очень бледном лице, под белоснежными волосами и бесцветными ресницами они сияли нежно и мягко. Жили своей жизнью, сразу притягивали внимание, поражали. А потом люди обнаруживали в его глазах удивительное выражение: ум, проницательность и мудрую доброту. Таким выражением Стас был обязан безграничной материнской любви. Галина так обожала сына, что видела в нем самые идеальные качества. Она внушала ему, что это в нем есть. Преклонялась перед ним. У них никогда не было денег на репетиторов, дорогих врачей, книги и развивающие игры, но Стас сразу цепко ухватился всеми пальцами в идею собственной уникальности. Он все находил сам.