него энергию столь же профессионально, как и виски из бутылки.

В тамбуре ночлежки, где за большим канцелярским столом сидел дурнопахнущий портье, Гера нашел телефон. Трубка во многих местах была перевязана изолентой, провод порван и связан узелками, и все же Гере удалось дозвониться в обе городские больницы и морг. За минувшие сутки никто туда не поступал – ни живые, ни мертвые.

Это известие настолько обрадовало Геру, что он хотел было присоединиться к Дикобразу и напиться с ним до свинского состояния, но вовремя вспомнил, что в его карманах нет ни цента, а в голове нет ни одной идеи, где бы их раздобыть. Поразмыслив, Гера наступил на горло собственному самолюбию и набрал номер Макса.

– Макс! – сказал Гера, когда в трубке раздалось звучное чавканье. – У меня проблемы. Самолет затонул. Отель сгорел. Лисица пропала…

– Это кто? – крикнул Макс. – Говорите громче!

«Не узнал, – подумал Гера. – Богатым буду…»

Он назвал себя. Макс, похоже, подавился жвачкой и громко закашлялся.

– Гера?? А ты… ты откуда? Ты где?

– Долго рассказывать, – ответил Гера, поворачиваясь спиной к портье, который откровенно подслушивал его разговор. – У меня нет ни цента. Полный обвал. Мне нужна твоя помощь.

Макс все никак не мог прийти в себя.

– Я, честно говоря, не ожидал… А как ты… А почему ты ко мне не прилетел? Я ждал тебя вчера весь день!

– Макс, я все расскажу при встрече! – стараясь говорить как можно тише, ответил Гера.

– А ты разве… Ничего не понимаю, – бормотал Макс.

И тут Геру осенило: наверное, Макс увидел передачу с генералом Чеффинджем, и был уверен, что Гера погиб.

– Перестань мычать! – зашипел Гера, прикрывая губы рукой. – Я живой, хотя сам поверить в это не могу. Меня преследует какой-то злой рок! Ты должен мне помочь, Макс!

– Ну да, конечно! – не слишком охотно согласился Макс. – А ты где?

– Запомни: рыбацкая ночлежка «Шторм» на окраине Порт-оф-Спейна! Мы остановились здесь на ночлег.

– Кто это «мы»?

– Со мной один придурок, но пусть тебя это не волнует. Я все тебе расскажу при встрече. Сгорел мой отель, пропала Лисица, я сам еле выжил…

– Лисица пропала? Ай-ай-ай, – сокрушенно произнес Макс. – Понимаю, понимаю… В общем, так. Ты мой друг, Гера! Можешь полностью положиться на меня! Завтра утром я приплыву к тебе. Жди меня в ночлежке, никуда не выходи и ни с кем не разговаривай. Мне кажется, что какая-то сволочь начала охотиться на тебя… Кстати, какой номер у твоей комнаты?

– Да нет у нее никакого номера! У нее даже двери нет.

– Понял. Найду! – заверил Макс.

Гера опустил трубку и вытер вспотевший лоб. Надо же! Макс высказал то, о чем Гера избегал думать. На него кто-то охотится! А почему бы и нет? Атака «фантомов», пожар в «Башне», пожар в коттедже Лисицы вполне могут быть звеньями одной цепи, планомерными ударами, заранее спланированными и просчитанными. Но все началось с Дикобраза, который проник на борт «Лиджета». Кто заставил его это сделать? Какой идиот придумал рассыпать муку из самолета?

«Сейчас я вытряхну из него всю правду!» – с нарастающей злостью подумал Гера и быстро пошел по коридору, где была дверь в харчевню.

Под звездным небом стояло с десяток расшатанных грязных столов. Они были скупо освещены тусклой лампочкой, висящей на врытой посреди харчевни жерди. Темнокожие мужчины в кожаных безрукавках, вылинявших футболках или вовсе с голыми торсами сидели за столами, лежали на них, упираясь в липкие столешницы локтями, лбами или подбородками. Говорить тихо никто не хотел либо не мог, и потому гомон стоял такой, как на футболе. За одним столом окосевшие рыбаки беспрестанно чокались бутылками и отхлебывали из горла. За другим два худосочных индейца боролись на руках, а болельщики, обступившие их, громко орали и вразнобой считали: раз! два! три!.. На третьем столике с оглушительным храпом спал толстый детина, сжимая недопитую бутылку рома беспалой ладонью. У стойки дрались две немолодые проститутки, с визгом выдергивая друг у дружки крашеные волосы и попеременно лягаясь.

Гера нашел Дикобраза за крайним столиком. Почтенного вида мужчина в темном костюме с застегнутым наглухо стоячим воротником – должно быть, ксендз – что-то проникновенно говорил Дикобразу, а тот, лежа щекой в картонной тарелке с соусом, показывал собеседнику кукиш, и время от времени ударял кулаком по столу.

Извинившись перед почтенным гражданином, Гера схватил Дикобраза за ворот, оторвал его от стола и потащил к выходу. Дикобраз, возражая, начал мычать и хвататься за стулья и столы. Несмотря на то, что ему удалось перевернуть несколько столов, причем один из них упал на землю вместе с рыбаками, никто не придал этому большого значения. Видимо, Дикобраз не первый покидал харчевню подобным способом.

От удара в грудь Дикобраз влетел в комнату, попутно сорвав тряпку, которая заменяла дверь, и мешком повалился на пол. Гера поднял напившегося до скотского состояния спутника, прижал его к стене и, влепив несколько пощечин, с искренним удивлением произнес:

– И как ты умудрился так нажраться на полтора доллара?

Дикобраз снова промычал, но, как и прежде, неразборчиво.

– Пора расставить все точки над «и», – сказал Гера и, надеясь, что это поможет Дикобразу восстановить утраченную стройность мысли, пару раз ударил его кулаком в живот. – Первый вопрос: кто приказал тебе забраться ко мне в самолет?

Дикобраз крутил головой, фыркал, как конь, пускал слюни, но произнести что-либо членораздельное не смог.

Гера повторил вопрос и ударил Дикобраза еще раз, но уже посильнее. Дикобраз громко икнул и начал засыпать.

– Не спать, порочная горилла! Не спать! – закричал Гера, ударяя затылком Дикобраза по фанерной стене. Соседи, приняв эти звуки за сигналы приветствия, тотчас откликнулись серией мощных ударов и дружными криками.

Но ничто не помогло. Дикобраз был безнадежен. Ноги уже не держали его, и он валился на Геру, как спиленная сосна.

«Раньше нужно было его допросить. Когда он был трезвый и голодный», – подумал Гера, признавая свой педагогический прокол.

Кинув обмякшее тело на койку, Гера кое-как приладил на дверном проеме тряпку и, рухнув на рваный матрац, мгновенно уснул.

Глава двадцатая

Собачья свора

Гера, может быть, поспал бы еще, но необыкновенная тишина, которая воцарилась в ночлежке с рассветом, раздражала его больше, чем грохот и пьяные крики. Он встал с койки, потер ладонями подпухшее лицо, ополоснулся из ржавого чайника, а затем стал поливать из него Дикобраза. Прохладная вода лилась по его щекам, попадала в уши и ноздри, но Дикобраз не просыпался, лишь негромко хрюкал и морщился. Гера настойчиво