– Лет двенадцать, – усмехнулся барон. – А теперь… Можете себе представить…

– А вы знаете, господа, – добавил он растерянным тоном. – Я узнал… Какой-то ужас… Вовка… сын… пропал в лагере… У него даже детей не осталось. Не верится… Как же так?.. Ну, если вернусь, – посуровел барон.

– Черта с два! Попрошусь на передовую! Ни одного пленного не возьму! Расплачусь с комиссарами!

– Вы только моего дела не зашибите, – то ли в шутку, то ли всерьез попросил Николай, – он и так чуть не помер в двадцатом. А то растворюсь, как герой американского фильма…

– Сначала надо вернуться, – отрезвил собеседников дхар. – Давайте-ка сообразим, чего делать будем?

К единому мнению так и не пришли. Корф посоветовал ждать нового звонка Сени Прыжова, а заодно совершить рейд на Головинское. Келюс его полностью поддержал, а дхар, не возражая против первого, категорически протестовал против визита во владения Волкова. На том и разошлись.

Когда все уснули, Фрол неслышно встал, оделся, сунул под полу куртки топор для разделки мяса и, стараясь никого не потревожить, вышел из квартиры. Ночной город был пуст, лишь изредка пробегали поздние прохожие, торопясь домой. Дхар шел быстро, почти бежал, боясь опоздать. Через полчаса он уже был у серой блочной девятиэтажки в переулке рядом с проспектом Мира. Именно здесь жила художница Лида, которой так понравился нарисованный Фролом портрет краснолицего майора.

Не дойдя до нужного подъезда, дхар остановился, а затем двинулся медленно, переступая с пятки на носок и осторожно пригибаясь. Потом, остановившись, прислушался, и тут же упал ничком прямо в высокую траву палисадника.

Черная собака появилась внезапно. Она подбежала к подъезду, принюхалась, затем внимательно поглядела по сторонам, и наконец, подняв большую голову с горящими в темноте зелеными глазами, завыла. Это был не обычный собачий вой, что можно часто услышать лунными ночами. Он походил скорее на крик, хриплый и одновременно пронзительный. Звук ударил по барабанным перепонкам, и Фрол невольно втянул голову в плечи. Вой повторился, затем собака отбежала чуть в сторону и легла, не спуская с подъезда глаз.

Через несколько минут дверь, скрипнув, медленно растворилась, и на крыльце появился женский силуэт. Фрол всмотрелся и при слабом свете фонаря узнал свою новую знакомую. Странно и явно наскоро одетая, Лида неуверенно ступала, не двигая руками, глядя куда-то вдаль. Дхар понял: ее широко открытые глаза ничего не видят.

Собака встала, мотнув мощной головой, и не торопясь, побежала в глубь двора. Лида, словно привязанная, заспешила следом, неловко перешагивая ступени. Ее походка сразу же напомнила Фролу походку Коры, когда Волков приказал девушке следовать за собой. Большая, плохо сделанная кукла – не человек…

Секунду подумав, дхар быстро обогнул двор, стараясь пересечь собаке путь. Тварь уже стояла посреди площадки рядом с песочницей, где лежали забытые детворой пластмассовые формочки. Собака покрутилась на месте, затем отбежала в тень, и дхару показалось, что черное тело перекувырнулось. Фрол не успел удивиться – девушка уже подходила к площадке – и тут из темноты, навстречу ей, встала высокая сутулая фигура, отдаленно напоминающая человеческую, но с очень длинными руками, и, как почудилось дхару, покрытая густой длинной шерстью. В свете фонаря блеснули кривые клыки. Дхар перекрестился, вытащил топор и бросился вперед…

Келюса разбудил звонок в дверь. Секунду-другую Лунин лежал неподвижно, ничего спросонья не соображая, но звонок повторился, и Николай, вскочив и набросив халат, поспешил в переднюю. По пути он успел взглянуть на часы – было четыре утра.

Мелькнула мысль взять спрятанный в кабинете браунинг, но, мгновение подумав, Келюс решил вначале выяснить причину неурочного визита. Тихо, прижимаясь к стене, он подошел к двери и, взглянув в глазок, различил красный кант и золотую «капусту». Некто в милицейской фуражке нетерпеливо топтался на лестничной площадке.

– Кто? – поинтересовался Лунин, лихорадочно решая, что делать, если, к примеру, пришли за ним или за бароном.

– Сержант Лапин, – донеслось в ответ. – Ты, что ль, будешь Лунин?

– Я, – без всякой охоты подтвердил Николай.

– Выходь, – велели за дверью. – Дружка твоего привезли.

Келюс решил было потребовать удостоверение, а то и ордер, желая потянуть время, но, услыхав о «дружке», пробормотал «сейчас» и бросился в комнату. Барон уже проснулся и недоуменно поводил сонными глазами, держа в руках наган. Постель Фрола была пуста.

Лунин открыл дверь. Лапин оказался невысоким крепышом с рацией на боку. Не сказав больше ни слова, он махнул рукой, двинувшись вниз по лестнице. Николай тут же представил себе засаду, но, сразу же отбросив эту мысль, побежал следом.

У подъезда стоял милицейский «газик», рядом на скамейке сидели двое милиционеров и некто, весь в бинтах.

– Узнаешь? – сержант указал на перевязанного.

– О Господи! – только и смог произнести Лунин, до которого наконец дошло, кто перед ним.

– Не боись, Француз, – послышалось из-за бинтов. – Мне только фейс поцарапали.

– Может, в больницу? – с сомнением предложил один из милиционеров.

– Да, елы, какая больница! – возмутились бинты. – Денек полежу – и порядок. Спасибо, что подбросили.

– Какой-то псих на девушку напал, – принялся рассказывать Лапин. – А твой приятель, Лунин, как раз мимо проходил. Вступился, стало быть…

Из слов сержанта Келюс уяснил, что Фрол по неизвестной причине очутился среди ночи в районе проспекта Мира, где как раз некий маньяк пытался напасть на девушку. Подоспел патруль, по преступника задержать не удалось, поскольку он оказался вооруженным и весьма мобильным. Фрол отделался несколькими глубокими царапинами, которые перевязали в ближайшей дежурной аптеке.

Милиционеры, записав адрес Келюса, откозыряли, поблагодарили дхара за проявленный героизм и, пожелав ему скорейшего выздоровления, укатили восвояси.

– Извини, Француз, – вздохнул Фрол, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Вечно я тебя, в карету его, подставляю.

– Ладно, пошли, – махнул рукой Лунин. – После покаешься.

Барон ждал их на лестничной площадке с револьвером наготове. Увидев Фрола, он буркнул привычное «однако» и выжидательно замолчал. Но дхар, виновато повторив, что опять из-за него у всех неприятности, поплелся на кухню, где поставил на плиту чайник и сел за стол. Барон и Лунин устроились рядом. Несколько минут все молчали.

– У Лидки был? – не выдержал Николай.

Фрол безмолвно кивнул. Келюс не стал расспрашивать дальше, и за чаем разговора не получилось.

Наутро поговорили всерьез. Лунин признал, что недооценил опасность, предложив пойти к художнице и посоветовать ей немедленно уехать из Столицы. Фрол не возражал, но заметил, что девушка, скорее всего, ничего не помнит о случившемся: она все время находилась в каком-то странном трансе. Убедить ее, а тем более родителей, будет нелегко. Так ни на чем не остановившись, Келюс предложил на сегодня все походы отменить и сидеть дома. Заодно он решил проявить и напечатать пленку из разбитого «Пентакона» – пропавшие документы не выходили у него из головы. В свою очередь, барон намеревался всерьез заняться таинственной книжкой с инициалами «В.В.». Вечером же Корф собрался отлучиться: он не оставлял надежды повидать Михаила Плотникова – своего тезку и, волею неизреченной судьбы, родного правнука.