Ее мать и Джарвис встречали гостей. В платье из атласа и кружев Клаудия сияла красотой. На ее шее сверкал свадебный подарок Джарвиса – ожерелье из бриллиантов, изумрудов и рубинов. Холли улыбнулась матери и постояла рядом с ней.

Девушка наслаждалась чудесным вечером, хотя и ловила на себе любопытные взгляды. Люди выискивали признаки насилия, но Холли не чувствовала ни малейшего смущения. Роджер то и дело подавал ей шампанское.

Вдруг Клаудия коснулась ее руки:

– Дорогая, по–моему, ты слишком много пьешь.

Холли засмеялась:

– Тебе кажется, мама.

В эту минуту Роджер принес Холли еще один бокал.

– Пожалуйста, не давай ей вина, Роджер. Она едва стоит на ногах, – заметила Клаудия.

Холли этого не слышала, поскольку беседовала с только что вошедшим джентльменом.

– Клаудия, я позабочусь о Холли, – ответил Роджер. – А вы позаботьтесь об отце.

– Не знаю, что скажет твой отец, узнав о твоем поведении. – Клаудия едва сдерживала раздражение.

Будущий пасынок взглянул на нее с такой яростью, что она отшатнулась.

– Посмейте только ему сказать, – прошептал он так тихо, что никто, кроме них, не мог услышать его. – Хотите неприятностей, Клаудия? Что ж, вы получите такие, что вам и не снились.

Радостно возбужденная Холли ничего не заметила. Она испытывала восхитительные ощущения, и ничто не тревожило ее. Когда Роджер приблизился к Холли и снова подал ей бокал шампанского, она позволила ему провести себя по залу. Девушка позабыла все свои беды и воспоминания об узких темных глазах, властных руках и требовательных губах.

Тут случилось нечто невообразимое. Она вдруг осознала, что смотрит в те самые глаза, в глаза, которые преследовали ее во сне. Холли покачнулась, но Роджер, увлеченный беседой с приятелем, этого не заметил.

Она уставилась на Скотта, который насмешливо улыбался. Уж не заметил ли он, что Холли опьянела? О Боже, только не это. Он был потрясающе красив в своем мундире – черном кителе с золотыми эполетами и двумя рядами блестящих пуговиц, с высоким воротничком, отороченным золотым шнурком. Талию его перетягивал красный пояс.

Скотт заговорил так тихо, что девушка едва слышала его:

– Ты хорошо выглядишь, Холли. Нэйл сказал, что у тебя несколько синяков, но, видимо, тебе удалось замаскировать их.

Скотт сделал шаг в сторону, но она схватила его за руку, заметно смутив его.

– Так вы не хотите уделить мне внимание? – с вызовом спросила она.

Ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Если капитан Дэвис не выполнил свою работу и не осведомился о вашем самочувствии, я готов выслушать все ваши жалобы.

– Я не это имею в виду, вы знаете. Неужели вы считаете меня лишь объектом расследования и готовы спихнуть мое дело одному из своих офицеров?

Он невозмутимо покачал головой:

– Мне вовсе не хотелось бы думать о вас так, но ведь вы сами не оставили мне выбора, верно?

Внезапно все закружилось у нее перед глазами и стало нечем дышать. От дыма сигар ее замутило. Громкий смех резал уши.

– Не обращайте на меня внимания, Скотт, – проговорила Холли с несчастным видом. – Забудьте мои слова. – Она направилась к двери, старательно обходя гостей. Вскоре на нее повеяло ночной прохладой.

Подобрав пышные юбки, Холли пробежала через задний двор и, не задерживаясь, устремилась дальше, пока не достигла высокого берега. Лунный свет пробивался сквозь густую листву плакучей ивы, одной из немногих уцелевших после войны. Девушка опустилась на колени и погладила клевер, расстилавшийся ковром у ее ног. Слезы заструились по ее щекам. Ощущение счастья, дарованное Холли шампанским, исчезло.

Она погубила свою жизнь, дав обещание, смысл которого не вполне понимала. Холли невыносимо страдала, потеряв деда, потом, когда уже ничего не могла изменить, слишком сильно полюбила Скотта Колтера. Теперь все уже в прошлом.

– Тебе не удастся убежать от жизни, Холли.

Вздрогнув, она подняла голову и увидела освещенного лунным светом Скотта Колтера. Он пристально смотрел на нее.

– Уходи… уходи прочь, – проговорила Холли запинаясь. О! Ну почему она так сказала?

Он сел рядом, но даже не попытался коснуться ее.

– Нет. Я не уйду. И все, что беспокоит тебя, останется с тобой.

– Меня ничто не беспокоит! – сердито закричала она. – Все прекрасно, спасибо. И если вы перестанете докучать мне, я буду вполне счастлива.

– Ты счастлива, сидя здесь, на земле, и ища четырехлистный клевер, пока там, в доме, танцуют? – насмешливо спросил Скотт.

Не поднимая глаз, Холли кивнула.

– Я была счастлива, пока ты не явился сюда.

Он смеялся долго и громко.

– Да ведь ты пьяна! Если бы я повалил тебя на землю и овладел тобой, ты ничего не вспомнила бы завтра. И не обвинила бы меня, как прошлый раз, что я тебя совратил.

– Ублюдок! – воскликнула Холли, твердо посмотрев на него. – Ты подлый, трусливый, грязный янки. Разве я не дала тебе понять, что ненавижу тебя и никогда не захочу увидеть снова!

Он покачал головой:

– Нет, я не понял ничего, кроме того, что ты самая упрямая женщина из всех, с кем я имел дело. Ты и притворяться не умеешь! Ты любишь меня. И любишь сильно, но слишком упряма, чтобы признаться в этом даже себе.

Холли попыталась подняться, желая спастись бегством от Скотта и его слов, но он схватил ее за руку.

– Тебе не удастся убежать от жизни, Холли. Никуда ты не пойдешь. Сиди здесь, пока не протрезвеешь. Я не стану напрасно тратить силы, убеждая тебя, что ты заблуждаешься на мой счет, но не пущу тебя в дом, иначе ты выставишь себя полной дурой. Так что продолжай искать четырехлистный клевер, как маленькая девчонка, какова ты и есть на самом деле.

Она со вздохом опустилась на траву, признавшись себе, что Скотт прав.

– Я догадываюсь, что сваляла дурака, – согласилась она, – сделала много ошибок… в том числе и в тот день в лесу. – Холли опасалась, как бы Скотт не проявил настойчивость. – Мне не в чем винить тебя. Я хотела твоей любви, но боялась уступить тебе и самой себе тоже. Мне всегда говорили, что это запрещено до свадьбы. А в довершение всего ты оказался еще и янки.

Скотт осторожно убрал прядь волос с ее лица. Более совершенного создания он никогда не видел.

– Я небезупречен, Холли. Мне следовало с самого начала сказать тебе, кто я такой. Однако я увидел, как фанатично ты ненавидишь всех янки, и не допустил, чтобы реальность испортила такой чудесный день.

– Реальность! – Она горько рассмеялась. – Реальность? Насколько приятнее была бы жизнь, если бы мы могли только пить шампанское и пребывать в мире грез. Никаких страданий, только море шампанского. И мечты.