Я долго благодарил Хамиду за его самоотверженность, настаивая, чтобы он совершил насилие над своей природной деликатностью и принял деньги, которые я протягивал ему как можно более незаметно. Я также передал ему монетки для детей господина Фофана, к сожалению отбывшего ранним утром на сбор своих целебных трав.

Затем я отправился во двор попрощаться с каждой женщиной в отдельности, и ради такого случая они на несколько мгновений оставили свои песты.

Попрощавшись со всеми, я уселся позади парня на мопед. Лишь когда хижины совсем исчезли из виду, я перестал махать им рукой и повернулся, чтобы рассмотреть пейзаж, бегущий по обе стороны от мопеда. Пять километров езды по проселку показали, что сеанс господина Фофана не многое изменил и что мысли о Клемане остаются для меня серьезным, по-прежнему непреодолимым испытанием.

Было почти одиннадцать, когда парень доставил меня к кафешке. В благодарность за услугу я вручил ему банкноту в пять тысяч франков, и мне пришлось почти силой заставить его уехать. Из опасений, что микроавтобус опоздает или вообще не придет, он хотел дожидаться его вместе со мной. И, если понадобится, вновь отвезти меня в селение. Чтобы не докучать мне, парень сделал вид, что уехал, но я заметил, что он остановился метрах в двухстах, слез с мопеда и уселся в тени акации. Я отвернулся и стал вглядываться в расстилавшуюся передо мной дорогу. С той и другой стороны на сотни метров прямая линия абсолютно пустынного асфальта исчезала за плавящимся от жары горизонтом, так что границу неба и земли почти невозможно было различить.

— Что бы ты сделал, если бы я умер? — как-то вечером спросил меня восьми- или девятилетний Клеман.

Он уже лежал в постели, а я, устроившись рядом, гладил его по голове, чтобы он уснул. Иногда по вечерам, успокаивая его перед сном, я сворачивался возле него клубочком, чтобы полнее ощутить переполняющее мое сердце счастье.

— Я бы себя убил, — не колеблясь ответил я и сильнее прижал руку к его волосам.

— Как бы убил? — продолжал Клеман сонным голосом с каким-то мрачным наслаждением, предвкушая, как после легкого испуга мы оба еще острее ощутим свое счастье.

— Не знаю как, но убил бы. Это точно.

Незаметно я снова оказался возле старого «Рено-16». Батарейка моего телефона совсем села, но каким-то чудом связь была. Несколько часов назад пришло послание от Гислен: «Никаких новостей. Как проходит путешествие? Вы когда назад?»

Я оценил выбор глагола «проходит», который свидетельствовал о ясном и возвышенном уме, без деланости. Еще мне понравился оборот «Вы когда назад?». Я даже нашел его довольно эротичным — в нем мне, против всякого ожидания, послышалось нетерпение, выраженное несколько прямолинейно.

В верхней части экрана моего телефона угрожающе замигала перечеркнутая красным крестом иконка электрической батареи. Несколько мгновений я искал слова, потом начал набирать ответ. Одного нажатия на клавишу оказалось достаточно, чтобы мгновенно потребить остаток энергии телефона. Спустя еще секунду неуместное мигание прекратилось.

Экран, где теперь ничего не вырисовывалось, был похож на белую страницу, на которой никому еще ничего не удалось написать.