«Этого человека все знают, он здесь, с нами».

Все повернулись и посмотрели в нашу сторону, и дед медленными шагами направился вперед. Он поставил хлеб на стол, поцеловал руку священника, а затем со слезами, текущими по лицу, обратился к Милораду, обнимая его:

«Милорад, мой дорогой Милорад, дружба дается на протяжении всей жизни и может быть нечаянно потеряна за несколько секунд. Нет, мой друг, ты не согрешил со мной. Ты сделал хорошую вещь для всего человечества и многому научил меня. На этот раз я хотел бы поблагодарить тебя за хороший урок, и пусть Бог простит то, что ты принимаешь за грех».

Отошел от него, взял сумку, в которой был хлеб, и снова встал около меня, чтобы мы вместе ждали своей очереди.

«Господи, спаси и помилуй раба Твоего», – после молчания слова, произнесенные священником, эхом прокатились под сводами церкви.

И нам поп перерезал хлеб, и мы вышли из здания. Перед церковью многие здоровались с нами, с любопытством выясняя, что произошло. Дед ничего никому не объяснял, только успокаивал:

«А ничего, поверьте, ничего важного».

Когда мы немного отдалились от людей, шагая домой, я спросил его:

«Дед, я думал, что ты собираешься наказать его, и был удивлен тем, что ты его благодарил?»

«Могу я, сынок, взять на себя промысел Божий и собственными руками наказывать тех, кто согрешил? Если бы убивали всех тех, кто грешит, то на свете не осталось бы людей. В молитве Божьей есть слова: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим», – но как я могу молиться Богу и просить Его опомощи или простить осознанный или неосознанный грех, если я моему другу не простил грех, который он совершил в отношении меня? Прости – и будет тебе прощено. Помоги мне – Бог поможет тебе. И то, что я поблагодарил его, так на это имел полное право. То, что он сделал, – это мелочь по сравнению с тем, что кто-то мог бы мне сделать. Он переписал один рецепт, получил патент. Представь себе, если бы был кто-то другой, а я находился в туалете, а ты знаешь, когда я там, то пропадают все силы, которыми я обладаю. Я ничего бы не почувствовал, а этот человек, заглянув в тетради, увидел бы там необыкновенные рецепты и, вместо того, чтобы переписать один, украл бы всю тетрадь, и труд всей моей жизни пропал бы, упал в пропасть. Дело не в рецептах, а в том, сколько бы зла мог причинить лихой человек, имея в руках тайные знания, связанные с развитием возможностей мозга. Ты знаешь, сколько труда вложено в течение этих семи лет, нельзя допустить, чтобы кто-то все это свел на нет! Поэтому я сделаю три тетради, в которых запишу все тайны в виде кода, и любые попытки расшифровать их случайному человеку не принесут результата. Когда откроют тетради, попытаются прочитать что-то, им это не удастся, и они оставит затею. Не всегда одни и те же цифры будут обозначать одно и то же растение, и все будет выглядеть как цепочка ДНК, и таким образом будет создана путаница, которую в то же время очень легко распутать. Поэтому, сынок, я буду работать и записывать все, что знаю, и то, чего мы с тобой достигли в формулах, а того, что не успею закончить, сделаешь ты. Все эти секреты дед отдаст в твои руки, и, когда придет время, ты передашь их далее».

Много было разговоров о поступке деда, совершенном в тот день в церкви. Все говорили о том, как он простил зло, причиненное его другом, и не хотел рассказать об этом никому ни слова. Старая пословица говорит: «То, что пройдет через двадцать четыре зуба, знают двадцать четыре друга». А если знают двадцать четыре друга, то из уст в уста история изменится и из соломинки превратится в бревно. Поэтому самое лучшее – о том, что прощено, больше не упоминать. Говорят, всякой новости сроку три дня, так и это происшествие очень быстро было забыто. Опять же жизнь следовала своим курсом и потекла с некоторыми взлетами и иногда с небольшими падениями. Теперь мои занятия были не столь утомительны, но я обязан был практиковаться всю свою жизнь. Незаметно пробегали дни, недели, месяцы. Начались зимние каникулы.

Вечернее время. Накормлен и напоен скот, и теперь можно мирно посидеть, отдохнуть и поговорить с соседями. Зашли к нам дед Джуро и его внук Симо. Джуро – отец Перо, а Симо – его сын. Всякие два месяца заходят к нам или Джуро, или Перо. Всегда что-то принесут в благодарность за то, что дед помог, когда Перо был тяжело болен. В ту ночь эти двое остались у нас ночевать. Помимо других историй, вспомнили они и событие, произошедшее, когда фотографировались в Андриевице[20]. Джуро спросил деда, сохранилась ли у него эта фотография, потому что такую же его внук Симо порвал, когда был маленьким. Дед дал мне ключ и сказал, чтобы поискал в деревянном сундуке, в котором он хранил множество записей, тетрадей, фотографий, старую одежду, старинные деньги, кубуры[21] времен Османской империи и много других ценностей. Все это было красиво сложено. Я вытаскивал вещи по одной, и каждая будила у деда воспоминания, которым он предавался с удовольствием и делился с Джуро. Дошла очередь до фотографий деда. Было их около пятидесяти. В то время не было никаких аппаратов, фотокамер, компьютеров или мобильных телефонов. Не было возможности, как сейчас, снимать сколько хочешь. В основном это делали фотографы. Эти изображения сохранялись как любимые воспоминания. Все мы рассматривали, а дед о каждой рассказывал. В какой-то момент появилось фото, где дед был заснят с президентом Тито. Когда Джуро увидел, стал креститься.

«Э, Гацо, глазам не верю, об этом Зоран рассказывал! Смотри-ка, брат, это маршал Тито. Э, Гацо, мой брат, знаю, что ты гордишься этим фото, но я вспоминаю самые трудные моменты моей жизни. Помнишь ли, мой Перо тогда был при смерти. Если бы не было тебя, только Бог знает, смог бы он выжить».

«Ладно, Джуро, оставь это, не надо сейчас грустить. Ты пришел заночевать с нами, тебе будет хорошо, вместе оживим воспоминания, вспомним все, и эта ночь пройдет в радости».

«Это так, Гацо. Человек помнит все, но раньше всего вспоминаются тяжелые моменты. Как я и сказал, если бы ты тогда не пришел к Перо, может, и не было бы этого фото с Тито».

«Вероятно, не было бы, Джуро», – ответил дед.

«Гацо, как тебе удалось встретиться с Тито?»

Волнение в тот момент охватило меня из-за неожиданности такого вопроса, а дед начал смущенно что-то отвечать. Тогда я впервые в жизни прочитал мысли моего деда. Я был уверен, что он быстро найдет что ответить, но почувствовал неискренность в его словах. Возможно ли это, что я прочитал мысли человека, который был духовно в сто раз сильнее меня? Дед каким-то ответом, который я не услышал из-за своих мыслей, удовлетворил любопытство Джуро, и тут в моем сознании прогремел слова:

«Это правда… Ты сделал это!»

Мне показалось, что кто-то эти слова проговорил громко и отчетливо, и я с удивлением посмотрел на всех около себя. Все они сидели спокойно и тихо разговаривали. Только дед таинственно посмеивался.