— Ради всего святого, попытайся вспомнить, где ты. Я заплатил сотню баксов за то, чтобы эта девчушка с тобой поболтала, и не надо воображать себе всякую хуйню-муйню.

— Но она, она…

— Она стриптизерша, Блэр. Ты ее знаешь десять минут.

Лэм сжал руку Блэра и посмотрел ему прямо в лицо. Он увидел его глаза, глаза младенца, которого бросили в лесу. Дональд Лэм явно просчитался.

Девушка встала со своего места. Взгляд Блэра скользнул к ее юбке, по бедрам, животику и двум полным сочным грудям. Но ее лица он так больше и не увидел. Она повернулась и ушла с безразличием кошки.

— Наташа! — позвал он.

— Оставь, — сказал Лэм.

— Наташа!

Девушка исчезла за дверью бара. Лицо Блэра сморщилось. Он оглянулся, будто был в трансе. Затем у него на глазах показались слезы. Пульсирующая музыка больше не заставляла сердце зажигаться радостью. Теперь она пронзала его, словно копье.

Лэм обнял Блэра за плечи и повел к Зайке, остановился рядом и посмотрел на них обоих, прищурившись. Хизы сидели рядышком, черные костюмы сливались в одно пятно, одно лицо смеялось, второе плакало — живое воплощение известных масок комедии и трагедии. Постепенно их лица приняли одинаковое выражение. Зайка водил круги по спине брата. Его смех начал ломаться. К пятому кругу он напоминал уже скорее немой вопль, а к седьмому превратился в стон. Он начал что-то бормотать и шипеть.

Лэм опустил глаза в пол.

Соприкосновение Хизов с новым миром было шокирующим, словно столкновение грузовика и детской коляски.

— У тебя такой вид, словно кто-то насрал на твою могилу, — сказала Оксана.

— С чего это ты взяла? — спросила Людмила, качнув головой. — Здесь замешана любовь, а не твои глупые шмотки. Настоящая любовь и жизнь, ожидающая меня на Западе.

— Боже мой. Но он ведь не прямо щас придет, да? И вообще не было смысла глядеть всю ночь на бар из окна, он ведь закрыт. Выпить еще хочешь? Уверена, тебе это поможет.

— Давай. Вот это что такое, блестящее? — Она ткнула пальцем в напиток, который сиял, как арктический маяк из бара.

— Джин, — ответила Оксана. — Он сияет из-за фиолетовой подсветки. Он дорогой. Должно быть, с Украины.

— Ха! Водопроводная вода из Чернобыля, так, что ли? И вообще, я не стану пить ничего украинского. — Людмила нахмурилась, обозревая ряд бутылок. — Или московского. Только не после местной водки. Не говори, что пробовала хорошую водку, если не знаешь этого наверняка.

— Не надо снова жаловаться, — сказала Оксана. — Посмотри — вот он.

Людмила наклонилась, хмуро проследовав глазами за пальцем Оксаны.

— Кто?

— Мой кузен, владелец «Леприкона», и у него есть другой бизнес, о котором я тебе говорила.

— «Леприкона»?

— Это бар такой, дурочка. У тебя что, в ушах бананы?

— Ему нужен администратор?

— Ух ты! Ты что, не помнишь, что я о нем говорила?

— Он богатый иностранец?

Людмила наблюдала за бесформенной тушей, напоминавшей большой палец с нарисованными чертами лица. Он беззаботно болтал в конце бара с двумя сильно накрашенными женщинами, приглаживая напомаженные волосы ладонью, а затем вытирая ладонь о блестящие черные брюки.

— Нет, дурочка! Он технолог международной фирмы. У него сотни богатых серьезных мужиков из Америки и Швеции, которые ищут жен.

— Ха! Так вот почему ваши улицы просто забиты богатыми иностранцами. Послушай, кстати, о птичках: может, все-таки выпьем? Мой мужчина — солдат, и он может появиться в любое время дня и ночи.

— Да, выпить можно. — Оксана кивнула бармену.

Он подскочил к ним и наполнил водкой две стопки. Денег не взял.

— Послушай, — продолжила Оксана, — в этих странах не осталось достойных девушек, деньгами там никого не увидишь, вот женщины и стали ленивыми и вульгарными. Эти мужчины богаты и отчаянно хотят нежности и романтики. У них есть дома, они присылают подарки и деньги. Когда Иван тебе расскажет все подробности, ты его расцелуешь в благодарность, хоть он и толстый. Я знаю, что так и будет. — Она стиснула руку Людмилы и соскочила со стула, чтобы привести своего брата.

— Эй, да послушай же! — сказала Людмила. — Я тебе пытаюсь втолковать уже который час, что у меня есть мужчина!

Но Оксана уже ушла. Она пронеслась вдоль стойки бара, отвлекла толстяка от разговора, махнув рукой и усмехнувшись. Он наклонился к ней, проследил взглядом за ее пальцем в сторону Людмилы, затем улыбнулся бармену, указав на пустые стопки на стойке около девушек, кивнул на прощание двум женщинам и прошел за Оксаной к ее стулу, останавливаясь около каждого клиента, чтобы обменяться улыбкой и рукопожатием. Людмила пьяными глазами наблюдала за его приближением. Он казался огромным черным существом, своего рода живое перекати-поле.

— Ну, помоги мне Господь, — сказал он, разжав пухлую руку. — Еще одна из Осетии.

— Из Иблильска, — фыркнула Людмила в свою стопку.

Дыхание мужчины ударило ей в лицо, она почувствовала, что его глаза ползают по ней, словно тараканы. Он махнул бармену, взял ее за руку и осторожно сжал кончики пальцев.

— Я Иван, — представился он.

— Забытое богом имя, никогда такого не слышала.

— Что?! — взревел он. — Что ты хочешь сказать — забытое богом?

— Видишь, я же тебе говорила, — хихикнула Оксана.

— Настоящая горная девка, но какая сочная.

— Послушай меня, — сказала Людмила, подняв на него свой самый злобный взгляд. — Я не собираюсь в гости к тебе или твоим шведским друзьям. Мой мужчина — солдат, и он больше, чем трое таких, как ты, вместе взятых, поэтому почему бы тебе не вернуться к двум курочкам, с которыми ты только что болтал?

— Ха-ха! — взревел Иван. — Да ты просто жемчужина! Ну, я вижу, что ты любишь говорить прямо, поэтому позволь сказать тебе кое-что. Я начну с откровения, и это очень хороший ход с моей стороны. Оксана, тебе, наверное, стоит в туалет прогуляться. — Он подождал, пока до Оксаны дошло, что он сказал, она встала и пошла в глубь бара. Затем он радостно зашептал Людмиле в ухо: — Давай начнем нашу дружбу с правды. Мое откровение такое: пока ты сидишь здесь, наливаясь иностранной водкой, и зыркаешь глазами в поисках мелкой прибыли, твоя мать и, возможно, ее родители сидят сейчас в лачуге из жести и картона и размышляют, чем приправить червяков на ужин. Надвигается война, которая их прикончит, и не только их, возможно, даже твоих детей, если только ты не пошлешь им достаточно наличных, чтобы можно было скрыться. Твой дружок-солдат тут не поможет, на самом деле скорее ты найдешь золотой слиток в своей тарелке с супом, чем снова увидишь его. Ты пробовала банан раза два в своей жизни, у тебя все ноги волосатые, как у обезьяны, потому что в пределах тысячи километров от твоей дыры нет ни одного салона красоты, и ты тыришь спитые чайные пакетики из мусорных баков у ближайшего склада, чтобы использовать как прокладки, и после этого твоя семья еще не раз и не два заваривает их в чай.