Помолчали.

– Думай о чем-то позитивном, – предложила Катя. – О своих дальнейших планах. Какие у тебя планы?

– Мне надо пристроить Марину…

Катя затаила дыхание. Значит, пионерку зовут Марина… Одной ногой в могиле, а думает о любовнице…

Пришла «черепаха», принесла свое объемное пузо на коротеньких ножках.

Денис закрыл глаза. Он никого не хотел видеть, кроме Кати. Катя смотрела на него и понимала: теперь он ЕЕ. Пусть слабый, испуганный, жалкий, но ЕЕ.

Если Денис собирается выдавать Марину замуж, значит, он от нее отказывается. Не просто бросает на произвол судьбы. Обустраивает. Порядочный человек.

Пионерке не в чем его упрекнуть. Денис выбрал свою семью, где ему легче стареть и умирать. А Кате удалось удержать падающую башню. Она сохранила свое прошлое, настоящее и будущее, которые накренились и обещали превратиться в осколки и обломки.

Денис вернулся из больницы. Его навещали друзья и коллеги, и каждому он говорил, вытаращив глаза:

– У меня рак…

– Был рак, – торопливо вмешивалась Катя. – А сейчас его нет. И больше не будет никогда!

– Да? – уточнял Денис.

В его глазах стояла надежда, как у ребенка, которому пообещали цирк.

В цирке клоуны, звери, акробаты под куполом. Надо только дождаться. Впереди так много интересного…

Катя взяла фотоаппарат и сфотографировала его глаза – большие, тревожные, полные надежды.

Никогда

Татуся была некрасивая, но молодая (полное имя – Наталья). Хорошо воспитана. Из хорошей семьи, хотя что значит хорошая? Отец – ученый, изучал основы марксизма-ленинизма, на ребенка внимания не обращал. Маленькая дочка устремлялась в кабинет отца и лезла ему на колени. Вбегала жена и выдворяла ребенка из кабинета. Рабочее место отца – святая святых, буквально алтарь. Папе нельзя мешать, папа ученый. Папа сидел над своей рукописью часами, уставившись в чистый листок.

Папа – мужчина. А мужчина должен обеспечивать семью: жену и дочку. Так что папа сидел в своем алтаре и обеспечивал.

Мама Татуси – с янтарными бусами и холмистым задом – числилась красавицей, работала пограничником: берегла свою территорию. Охраняла мужа от секретарш и аспиранток. Не старый, денежный ученый – лакомый кусок. За ним глаз да глаз, иначе уведут. Такое случалось часто. Рассеянный ученый оказывался в новом пространстве, а прошлая жена оставалась стоять с открытым ртом.

Правильнее было бы родить второго ребенка, брата или сестричку для Татуси. В настоящем семья бы укрепилась, а в будущем – близкий человек, родственник. Родственников должно быть много. Или хотя бы кто-то один – брат или сестра. Но нет. Никто не думает о будущем. Все думают о неудобствах беременности.

Татуся выросла неброская, но очаровательная, как княжна Марья Болконская из «Войны и мира». Все обращали внимание на прекрасные глаза княжны, поскольку все остальное проигрывало. Нечто подобное происходило и с Татусей. Все замечали ее лебединую шею, тяжелую гриву волос, и это всё.

У молодых, как правило, своя компания. В компании Татуси были девушки и парни, как положено, зарождались страсти-мордасти, танцы-обжиманцы. Хотя обжиманцы – это танго. А в современных танцах – всё на расстоянии. Каждый бесится сам по себе, выплескивает энергию как умеет.

Татусе никто не нравился из ее компании.

Лёнчик – поздний ребенок у престарелой мамаши. Он был неухожен, немыт, запущен. Все остальное – хорошо, то есть ум, фас и профиль, но ничего не надо, поскольку от Лёнчика воняло мокрым котом, а волосы грязные и стоят торчком. Буквально Гаврош на баррикадах.

Андрей – из обеспеченной семьи, модный, благоуханный, но задумчивый. Он постоянно искал себя и все никак не мог найти, в результате так и не нашел. Его печоринская апатия что-то обещала, но обманула.

Был в компании Алик – армянин, исполненный очей. Веселый, но очень непрочный. Начинающий бабник.

Володя Кошкин. Он уже тогда начал спиваться и спился в конце концов. В результате молодость Татуси уходила, как песок сквозь пальцы. Под ногами пустыня Сахара.

Все эти Алики-Лёнчики не годились для прочных отношений, а гонять порожняк – какой смысл? Потерять невинность – и то не с кем. Никто не оценит. Но был один – Толик Никитин, детдомовский, как ни странно. Учился в консерватории по классу фортепиано. Как он туда попал из детского дома? Самородок. Завоевывал первые места на конкурсах. Давал концерты с настоящим оркестром. Престарелые опытные музыканты оркестра слушали его с серьезными лицами и потом аплодировали смычками. Внешне Толик походил на немца: высокий, русый и голубоглазый. Толик – звезда, и у него был свой звездный путь. Татуся это понимала, сидела тихо и не высовывалась. Не хотела садиться не в свои сани.

За Толиком активно ухлестывала Майка Шаталова – рыжая, кудрявая. Майке кто-то сказал, что ей идет смеяться, и она постоянно всхлипывала смехом и махала перед лицом руками. Зубы – жемчуг, рыжие кудряшки трясутся – кукла. Куда там Татусе. Она вздыхала и тихо терпела чужое преимущество.

Татуся и Майка вместе учились в педагогическом институте. Там вообще не было парней. Одни девушки, при этом страшненькие. Будущие училки. Пораженки.

Майка не собиралась работать ни единого дня. Ей просто нужен был диплом. На всякий случай. Например, выйти замуж за принца Монако или за Толика Никитина.

Татуся далеко вперед не заглядывала, но она понимала: хороший педагог – это тоже талант. Талант плюс культура. Талант развить нельзя. Он есть или нет. А вот культуру… Много читать, расширять кругозор – и ты постепенно становишься другим человеком. Начинаешь по-другому слушать и слышать, по-другому говорить. Лицо меняется. У культурных людей другие лица, как у священнослужителей.

Татуся стала много читать и постепенно научилась отличать хорошую литературу от плохой. Плохая – пустота. А хорошая – насыщенность.

Мама Татуси стала бояться, что ее дочка превратится в синий чулок. Ее не интересовало женское, а именно: парни, наряды, боевой раскрас, кокетство, – и все то, чем мама Татуси владела в совершенстве. В свое время, разумеется.

Вмешался случай. Праздновали день рождения Татуси: двадцать лет. Майку она не позвала. Обойдется. Толик напился и заснул за столом. Его перетащили на диван. Накрыли пледом.

Пили и ели без Толика. Потом все ушли, а Толик остался. Сладко спал, одетый и в обуви.

Родителей не было дома, они тактично удалились на дачу, чтобы освободить помещение.

Часы показывали три часа ночи. Тишина. Ни одного свидетеля, кроме кота.

Татуся легла возле Толика, тоже одетая и в туфлях. У нее не было никаких далеко идущих планов. Просто быть рядом, дышать одним дыханием.

Толик задвигался и положил на Татусю ногу. Нога была тяжелая.

Татуся