мнению, обладал массой достоинств. Не слишком грамотный, он любил Шиллера и Гете (!!!) и лично написал изумительную поэму о Сталинградской

битве на 150 (!) страницах:

«Мы надеемся, что со временем (сколько его еще надо?) это произведение увидит

свет…»

Что там поэзия! «Не раз сражался на равных с нашим знаменитым гроссмейстером

Смысловым и даже выигрывал у него!» (Интересно, знал ли об этом сам Смыслов?) Показательно, что дочь маршала Татьяна не сильно отстает от словоохотливой мамаши:

«Мама была настоящий законодательницей мод — на многих официальных встречах и

раутах даже жены послов первыми бежали (!) взглянуть на жену маршала Еременко, чтобы сравнить, насколько модно они одеты». Не знаю, так это или нет, хотя и думаю, что

любая Дунька, даже если ее назвать Ниной, не станет от этого модно одеваться…

Благородная вдова с удовольствием продолжает: «Вспоминаю случай в Сталинграде. Я

как раз делала мужу перевязку. Обычно он сидел на одном стуле, раненую ногу клал на

другой, я обрабатывала рану, а он продолжал командовать: гонял адъютантов и

посыльных, отвечал на телефонные звонки, отдавал приказы. И все это на повышенных

тонах да с крепким словцом. Сами понимаете, война. И тут заходит адъютант и говорит, что на проводе Жуков и Василевский — едут с инспекцией. Тут Еременко аж подскочил:

«Передай этим… что я их на порог не пущу!»

Это — Жукова-то он на порог не пустит?! Впрочем, ненависть Еременко к высоким

инспектирующим, толкавшим его в гущу боя через Волгу в Сталинград, вполне можно

понять. Недаром в своих мемуарах Жуков описывал, как трудно было сдвинуть Еременко

с насиженного места и погнать в бой…

«Я взяла в плен 22 немецких солдата, а генерала Еременко в плен уж точно возьму!». Что

касается последнего утверждения из этой реплики, то надо признать, что это ей удалось.

По поводу несостоявшегося награждения: «Через неделю от Хрущева пришло

сообщение: меня вызывали на награждение. Награждали тогда многих бойцов, а двух

танкистов — Золотыми Звездами Героя Советского Союза. И тут Хрущев сказал, что еще

одним героем должна была стать фельдшер Нина Ивановна Гриб (ее девичья фамилия).

Представление он подписал, но самолет с документами, перевозивший раненых, к месту

не добрался — его сбили. Поэтому мне вручили орден Великой Отечественной войны 1

степени. А после этот вопрос замяли. Зато мне присвоили внеочередное звание майора

(1943 год — ей 17 лет!), а войну я закончила подполковником» (???)

…«Еременко задерживали присвоение Героя, потому что воевал он «не по-советски» — с

минимальными потерями» (!)

И это жена советского маршала…

Заканчивая тему, со всем вышеизложенным могу сравнить лишь бред, который несла в

последних интервью престарелая народная артистка СССР Нонна Мордюкова о своем

младшем братце, столь, по ее словам, умном, что его, четырнадцатилетнего (!), приглашали в местный райком партии, чтобы он делал там доклады по текущему

международному положению…

Вот что делает с нормальными людьми любовь к близким, неуважение к далеким и

желание прославиться

67

Это фото передает весь авантюрно-хвастливый характер баловницы судьбы, берущей в

плен немцев пачками и "браслеты из кораллов в золотом обрамлении" от жен лидеров

других стран. Повезло все-таки маршалу…

============

К НЕМУ ПРИЛЕТАЛА КОРОЛЕВА

(памяти поэта)

Его уход зимой 2007 года прошел многими незамечено. О похоронах мне стало

известно слишком поздно, и знаю о них я разве что понаслышке. Несколько друзей и

знакомых, сын, жена, брат, — вот, пожалуй, и все. Холодная промозглая погода, переезд на

Голопристанское кладбище к месту упокоения его родителей и — прощай, Сережа!

А между тем, мы и сейчас не полностью отдаем себе отчет, кого с его уходом

лишилась убогая на настоящие таланты, не слишком уютная для незаурядных людей

Херсонщина. Понимаю, что написанное мной многим не понравится. Но зная Сергея

Пасечного много лет, не входя, правда, в круг его близких друзей, а так сказать, наблюдая

со стороны, не будучи в чем-либо должником перед ним (не автору этих строк он

посвящал свои удивительные стихи!), думаю, что имею моральное право писать о нем, придерживаясь правды и собственного понимания этой незаурядной личности.

И последнее, о чем, во избежание лишних вопросов и претензий, я не могу не упомянуть.

В своих скромных заметках автор категорически отказывается от принципа: «о мертвых –

или хорошо, или ничего». Это по нраву лишь всяким подонкам, а приличный человек, пусть и совершавший в своей жизни ошибки, имеет посмертное право на полную

открытость. Хотя бы для того, чтобы его судьба не канула в лету, а стала для других

добрым уроком.

68

Мы познакомились осенью 1970, в пригородном «Винрассаднике», на уборке винограда.

В те времена было принято ежегодно на месяц-полтора направлять студентов ВУЗов на

помощь сельскому хозяйству. Я перешел на третий курс, уже отслужил в армии, был

комсоргом литфака Херсонского пединститута, Сергей только поступил. Студентов

разместили в огромных комнатах, где жило по 10–12 человек. Так случилось, что мы

оказались вместе. Все обитатели нашей комнаты были постарше Сережи, мы чуть

подтрунивали над ним, а иногда просто разыгрывали. Надо сказать, что внешне (он был

чуть выше среднего роста, голубоглаз, кудряв, улыбчив и совершенно очевидно — наивен!) Сережа идеально подходил для этого.

И вот как-то вечером, ближе к ночи, когда мы уже расположились на кроватях и

выключили свет, зашел перед сном разговор ни о чем. Слово за словом, поддергивали

друг друга, кто-то уже «смежил» усталые очи. Первую скрипку, помнится, вел я. И чисто

для розыгрыша спросил у пылкого новичка, который ужасно хотел вписаться в нашу

«взрослую» компанию, не поэт ли он.

— Да, да, — поэт! — готовно согласился Сережа, и стал рассказывать, как любит поэзию, и

что с детства сам пишет довольно приличные стихи. Такая нескромность нас позабавила, и я, еще не догадываясь, что будет дальше, небрежно бросил:

— Тогда почитай!

Уже готовые ко сну ребята (между прочим, студенты литературного факультета, то есть в

той или иной мере знакомые с поэзией) заметно оживились в предвкушении получения

порции дешевых бредней сельского рифмоплета. И тогда в темной комнате неожиданно

прозвучали слова, которые я уже больше сорока лет помню наизусть:

Этой ночью королева прилетала.

Королева Снежная, из сказки.

Окна льдинкою она разрисовала,

Подобрав похолоднее краски…

Сергей продолжал читать, не замечая, какая в комнате установилась тишина, и не отдавая

себе отчет, чем она вызвана… Потом, когда мы обсуждали этот эпизод с ребятами, оказалось, что эти