Маша набрала в трикотажном отделе трусов и маек и потащила свою подругу в джинсовый. Пока выбирали джинсы и куртку, Анка не проронила ни слова. В обувном отделе она поделилась идеей:

— Ты можешь им сказать, что Алька была у нас на даче. Села на электричку, доехала и жила там, пока были продукты. Кончилась еда — она вернулась домой.

— Я подумаю, — пообещала Маша.

Они выбрали белые пружинистые кроссовки, как и просила Алька, и для более теплого времени — босоножки.

Когда Маша расплатилась за босоножки и приняла из рук продавщицы желтую глянцевую коробку — поняла, что подсознательно уже готова уехать. Но сознательно..: она совершенно не могла придумать: куда? Ехать на юг — дорого. Поселиться у кого-нибудь из друзей на даче? Но в мае они сами все покинут шумную Москву и расползутся по уютным подмосковным гнездышкам…

Родственников в деревне у Маши не было.

Отягощенная покупками и своими проблемными мыслями, Маша спускалась вслед за подругой по лестнице к выходу и сначала не поняла того выражения, с которым многозначительно взглянула на нее Анка.

— Ну и чего ты рожи корчишь? Думаешь, я что-нибудь поняла?

Остановились внизу, в холле, где продавали всякую мелочь: заколки, расчески, а заодно — мороженое и воздушную кукурузу.

— Ничего не слышишь? — Анка смотрела на Машу хитро-хитро.

Маша поставила пакеты на пол и послушно распахнула уши. Шум двухэтажного торгового центра обрушился на нее со всей бесцеремонностью. Ровный гул кондиционеров, шарканье ног покупателей, жужжание эскалатора, голоса, звуки проверяемых электроприборов, радио, сразу несколько программ телевидения…

— Ну?! — Анка чуть не подпрыгнула от нетерпения. — Радио!

Маша хлопнула себя по лбу. Как же она сразу не выхватила из этого хаоса звуков своеобразного, слегка снисходительного, но всегда четкого и внятного голоса Вовки Спицына? Он был в прекрасном настроении, судя по окраске голоса. Делился с радиослушателями впечатлениями от фестиваля.

— Приехал! — сделала вывод Анка.

Маша схватила пакеты и рванулась к выходу.

— Анка, поехали! Я должна с ним немедленно увидеться!

До Спицына долго доходила суть дела. Он и думать забыл о стихах. А что еще можно было от него ожидать? Он по уши был в каком-то новом проекте и разговаривал с девушками, не переставая лазить по ящикам своей каморки. Искал не то кассету, не то сценарий. Маша так и не поняла. Она следила за Вовкиной макушкой и долбила его вопросами.

— Ну показывал одному спецу. В конце концов ты сама просила, разве не так?

— Так-так. — Маша смотрела Вовке в затылок, а он вытаскивал из ящиков стола вороха бумаг и бегло просматривал их.

— И что сказал твой спец?

Вовка повернулся на минуту к девушке лицом и даже удостоил се рассеянным взглядом.

— Что сказал? Сказал, что девочка родилась не вовремя и что сейчас это никому не интересно. Вот лет десять — пятнадцать назад об этом феномене трубила бы вся пресса.

— Он тебе сразу отдал рукопись? — поинтересовалась Маша.

— Конечно. — Вовка снова повернулся к дамам спиной и, скрючившись на полу, стал выгребать хлам из-под нижнего шкафа.

— То есть полистал при тебе и отдал сразу, чтобы не возиться? — уточнила Маша.

— Обижаешь, — уткнувшись в старую газету, возразил Спицын. — Я же тебе говорю: спец. Он взял на несколько дней, ознакомился. А потом принес и сказал все это.

— А ты ему поверил, — констатировала Маша.

— А почему, собственно, я должен…

— Потому! — не выдержала Маша и уселась перед Спицыным прямо на ворох пыльных папок. — Потому что теперь ее песни поет с экрана некий Игорь и выдает тексты за свои. Мало того, девочку похитили в надежде на то, что она и дальше будет день и ночь нести им песни как золотые яйца. Достаточно?

В Вовкином затуманенном взоре мелькнул проблеск интереса.

— Детектива… — с улыбкой произнес он. — Слушай, Сивцова, а ты не прикалываешься? Я к приколам отношусь с пониманием, но в разумных пределах.

— Да пошел ты! — не выдержала Маша.

Анка, сидевшая все это время в уголке, отложила журнал и навострила уши.

— Нет, ты что, все это серьезно? — обалдел Спицын. Наконец он отвлекся от своих поисков и глянул на свою однокашницу по-человечески. Туман в глазах окончательно растаял.

— Более чем, — повторила Маша.

— Я, конечно, могу снова связаться с тем писателем, — задумчиво проговорил Спицын.

— И фиг он вам чего скажет, — наконец вставила свое веское слово Анка.

— Да почему же? — возмутилась Маша. — Да, возможно, он сам ни в чем не замешан. Ну, случайно кто-то увидел у него рукопись.

— Чепуха.

— Ну и что же ты предлагаешь? — взвизгнула Маша. — Оставить все как есть? Ждать, когда эти умники придумают что-нибудь похлеще похищения?

Анка глянула на растерянное лицо Спицына и улыбнулась.

Он со своей кучерявой не по моде шевелюрой выглядел сейчас заблудившимся пуделем.

— Я думаю, что Володя сможет сделать передачу о девочке. Тогда ее стихи прозвучат на всю страну. Игорю Золотову придется оспаривать авторское право.

— Или сменить имидж, — добавил Спицын.

— Или тихо исчезнуть с отечественной эстрады, — подытожила Маша.

Подруги покинули заваленную бумагами берлогу Спицына только тогда, когда он твердо пообещал, что сделает передачу.

Тем не менее червь сомнения после этой встречи глодал Машу, и, как оказалось, не зря. Вовка, конечно, интересный радиожурналист, но он, как крыса в коробке, загодя чувствует опасность. Поэтому Маша допускала мысль, что последует звонок от Спицына с вежливым отказом. Разве смогла бы она осудить его за это? Всем нам присущ страх. Но Вовка, кроме осторожности, обладал еще очень ценным качеством — хитростью. И когда он позвонил и сообщил, что передача будет не по радио, а по телевидению, что его знакомый оператор участвует в съемке программы о детях-вундеркиндах, что Маше вместе с Алькой нужно подъехать в Останкино в четверг утром… Маша чуть не рассмеялась в трубку. Ну, Спицын! Ну, лиса! Чтобы не рисковать самому, он подсунул сюжет ничего не подозревающему режиссеру с телевидения, и все остались довольны. Что называется, вышел сухим из воды.

Еще неделя ушла на съемки сюжета. Снимали в студии, потом в парке и даже во дворе их дома.

К Машиному удивлению, Алька абсолютно не смущалась камеры и вела себя так, будто выросла среди этого нестерпимого жара осветительной аппаратуры, суматошной атмосферы телевидения.

Объяснение со следователем по поводу Алькиного «побега» было позади, теперь к Маше приходили из отдела опеки и проверяли, как дела у Альки. Маша уже решила, что Игорь и его продюсер перестали интересоваться Алькой, смирились с неудавшейся аферой, а следовательно, можно спокойно жить. Но Влад так не считал. Он хоть и перестал караулить их по ночам, но считал, что они должны уехать.