Маша смутно подозревала, что Влад ведет собственное расследование и ему что-то известно, но добиться от него ничего не могла. Он приезжал почти каждый вечер, и они отправлялись на Страстной выгуливать Альку и Шейлу. Вероятно, собаки находят в детях родственные души — между собакой и девочкой установились особые отношения. Мало сказать: они играли и резвились вместе.

Алька разговаривала с Шейлой так, будто не допускала и тени сомнения в том, что та ее понимает.

Как-то вечером Маша и Алька сидели за письменным столом и занимались. Занимались математикой. А именно рисовали фломастерами условные задачки: и магазин, и детский сад, и ящики с апельсинами, и большой голубой грузовик.

Маша чувствовала себя по меньшей мере Сухомлинским, хитроумно пробуждая в воспитаннице-«лирике» интерес к точной науке. Ученица не спешила перейти к цифрам и с упоением украшала зеленой травой обширное крыльцо детского сада… Она даже не подняла голову, когда зазвонил телефон.

Маша вышла в прихожую. Не включая свет, сняла трубку.

— Мария Андреевна Сивцова?

Незнакомый мужской голос, ничем не окрашенный. Она подтвердила, что не ошиблись, и поинтересовалась, кому понадобилась.

— У вас все хорошо, Мария Андреевна?

Маша увидела свое отражение в зеркале. Оно было полно недоумения.

— Девочка здорова?

Руке, державшей трубку, стало горячо. Маша дотянулась до выключателя и зажгла свет.

— Кто это? — спросила она.

Ухо уловило чуть слышную усмешку на том конце провода. Этой усмешки Маша испугалась.

— Я тот, кто заботится о вашем благе, молодая леди. О вашем благе…

Маша молчала, пытаясь представить своего собеседника.

Молодой? Старый? Лысый? Высокий? Маленький?

Подумала вдруг, что в трубке, должно быть, слышны беспокойные прыжки ее сердца.

— Я не понимаю, — выдавила Маша и умолкла.

— Не понимаете, — повторил за ней баритон. — Только это вас и извиняет, девушка. Если бы вы понимали, то не стали бы путаться с телевидением.

Брови в зеркале полезли вверх, на лбу образовалась тонкая ровная складка.

— Я убедительно советую вам, девушка, забрать сюжет с участием вашей подопечной из программы о вундеркиндах. Убедительно советую.

На том конце провода вздохнули. Маша, напротив, перестала дышать.

— А если я не заберу сюжет? — вырвалось у нее. Собеседник помолчал, , давая ей время поразмыслить, и медленно, словно нехотя, сказал:

— В таком случае никто не сможет гарантировать вашу безопасность. Вашу и девочки. — В тоне сквозило наигранное сожаление. — Может случиться что угодно.

Маша посмотрела в зеркало. Ее отражение казалось спокойным. Только если внимательно приглядеться, можно было заметить, как вздрагивает синяя жилка чуть выше виска.

— Я должна подумать, — сухо проговорила она в трубку.

— К сожалению, у вас очень мало времени, Мария Андреевна, голубушка.

«Я не должна показывать, что испугалась, иначе они из меня станут веревки вить». Эта мысль помогла Маше внутренне собраться.

— До утра я могу подумать? — зло крикнула она в трубку.

Опять легкая усмешка и слегка недоуменный, снисходительный ответ:

— До утра можно. Только без фокусов, голубушка. За вашим подъездом наблюдают. Телефон под контролем. Милиция и подобные органы только усугубят. Я ясно выражаюсь?

— Ясно! — Маша бросила трубку.

Родной телефонный аппарат вдруг вызвал у нее чувство брезгливости. Она побежала на кухню мыть руки.

Алька застала свою опекуншу сидящей на табуретке посреди кухни.

— Пятнадцать ящиков, — сообщила она.

— Что?

— Пятнадцать ящиков апельсинов осталось в магазине после того, как три ящика забрал детский сад.

Алька уставилась на старшую подругу с интересом:

— У тебя голова болит, да, Маш?

Маша кивнула. У нее действительно разболелась голова. Сомнений с том, кто звонил, почти не осталось. Его нарочито изысканная речь, манера строить предложения… Она вспомнила фразу Влада: «Бывший директор филармонии с периферии». Почему-то сейчас Маша была уверена, что звонил он. В том, что этот человек способен на гадости, сомневаться не приходилось.

— У меня для тебя сюрприз, — изобразив улыбку, проговорила Маша. Алька вскинула на нее чистые серые глаза. — Мы поедем на поезде. Собирайся.

Это решение пришло мгновенно, из ниоткуда, и показалось верным и осуществимым.

— Далеко?! — Глаза Альки округлились и наполнились свежим, как утро, удивлением. Маша решительно направилась в комнату. Ребенок вприпрыжку побежал следом.

Маша вытащила из шкафа свою большую дорожную сумку, и начались сборы. Пробегая по коридору в ванную за зубными щетками и в кухню за термосом, она старалась не смотреть на телефон. Он вызывал у нее приступ тошноты. Алька громко пела, набивая свой рюкзак всякой всячиной. Маша пыталась рассуждать хладнокровно.

Возможно, ее «доброжелатель» блефует и никто не караулит их у подъезда и не прослушивает телефон. В конце концов он приехал из провинции, здесь еще не раскрутился, и денег у него на крутую войну скорее всего нет. И так пугает. Возможно… Но! Лучше перестраховаться. От телефона Машу отталкивало мощной силовой волной. Она черкнула записку соседке и вставила ее в зеркало.

В подъезде хлопнула дверь. Маша прислушалась. Сигая через три ступеньки, приближался сосед по площадке, Виталька. Маша открыла дверь и вышла. Витальку она определяла безошибочно — он никогда не пользовался лифтом и не умел не производить шума при движении. Иногда он останавливался на площадке второго этажа побить мячом о стенку — Виталька посещал волейбольную секцию.

Путем кратких дружеских переговоров Маша добилась от соседа некоторой помощи. Он вызвал по своему телефону такси к булочной и взялся туда отнести их тяжелую спортивную сумку.

Едва Виталька спустился, Маша с Алькой поднялись на пятый этаж и залезли на чердак. Маша точно знала — люки чердаков и подвалов и даже дверь черного хода открыты, потому что вчера там производили уборку в связи с угрозой терактов. Они перебежали по чердаку до последнего подъезда и благополучно спустились через черный ход прямо к булочной. Купив батон, сели в такси и отправились на вокзал.

Бывает же такое: вспоминаешь о существовании некоторых людей в самые критические моменты. Даже неудобно перед этими людьми, но что тут поделаешь.

Инна Зотова появилась у них в группе довольно поздно. Курсе на третьем. Она перевелась с заочного отделения. Это было существо, которым нельзя не залюбоваться: длинные ноги, осиная талия, тонкие нежные руки с длинными пальцами, черные брови, мягко взлетающие к вискам, влажные коричневые глаза в густой бахроме темных ресниц. Несмотря на внешнее совершенство, Инна не была ни пустышкой, ни стервозой. Вскоре все убедились, что это очень искренний, добрый человек, что само по себе удивительно. Ну не привык народ, чтобы, как у Чехова, все в человеке было прекрасно.