Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Деревянная чаша передо мной была наполнена доверху, так что заправка начинала перетекать уже через край, прямо на покров Educato Goloso.
Эдукато Голосо — если мне не изменяет память, переводится примерно как «Вежливо Жадный» или «Образованно Прожорливый». Как я выяснил почти за неделю (стандартную для Миров группы Антареса) проживания в моей новой Фамилья — это и был биосинтетический пол, так удививший меня в Таверне «Тайдем-Стрин» вначале. Сочетание живого материала, выращенного с теплотой и заботой в поле, с ионизацией и орошением местной «магией», поглощающий и передислоцирующий атомы. В живой элемент — любую неживую инородную материю, запрограммированную в код. В данном случае различные отходы с уникальным «отпечатком Фуоко» — в траву и анис. Как, почему, откуда, куда — люди были не ведунами-учеными, объяснить мне не могли. Им хватает и того, что это работает и приносит пользу, выполняет свою функцию. Я, впрочем, тоже не ученый. Есть растения, чистящие всю грязь и дарующие чарующий аромат и визуальное наслаждение. Для меня этого тоже — достаточно.
Магией Фуоко жители деревушки «Delle Volpi» считали сложное технологическое устройство, основанное на «очищающем огне». Пользоваться им разрешалось каждому, не было иерархического расслоения. И если красивое название деревушки Дэль-Вольпи я мог понять — что-то связанное с лисами, название таверны с трудом связать с чем-то вроде «Нить Тайдема», то «Fuoco Purificatore» — оставалось загадкой. Что такое Фуоко Пурификаторе — я так и не сведал. Объяснить Фамилья Нумери не могла и сама, учитывая мой скудный запас для понимания слов.
«Легче увидеть, чем разъяснить.» — подытоживали любой разговор об огне собеседники. А узреть его предстояло сегодняшней «Notte Oscura». Не сильно ясности вносило и понятие Нотэ Оскура — Тёмная ночь. Узнаю вскоре, что за «обряд необычайной важности, красоты и жизнерадостности в прямом смысле слова».
Сложно давать четкие названия, обозначения и объяснения вещам, не являясь идеальным носителем языка. На слух, да еще и с местным тараторящим быстрым диалектом вникать в суть — еще сложнее. Но я постараюсь. Иначе как мне выжить в незнакомом мире?
«Il rimpasto merita umiliazione!» — крикнула из дальнего от меня детского угла мелкая девчушка по имени Ди.
«Un belle gioco dura poco.» — невозмутимым тоном ответил ее младший и единственный брат в семейке Ренато, продолжая хлебать киселевидный напиток из прозрачной чаши.
Улавливал я смысл фраз и происходящего до сих пор через слово, хотя спустя неделю каждое новое предложение давалось все проще.
Как я понял, детишки, сидящие в дальнем конце нашего трапезного «стола» (если можно так назвать травяной покров), играли в местную, популярную среди их контингента считалку со смешением слов и выдумкой новых крылатых шуток. Не в первый раз за обязательным семейным ужином наблюдал, как семилетний Ренато обыгрывает задиристых старших сестренок-тройняшек Трию, Аду и Ди. Довольно глядела на веселую перепалку за едой младшенькая, еще плохо говорящая Ультима…
Нарекла «Последней» ее супруга Грация, увидя отчаяние многодетного Падре Мэнлайо. Иронично, что она потом тут же забеременела снова, и следующего ребенка назвали не мудрствуя лукаво — Анкора. «Еще раз». Эта малышка, которой не было и года, тихо дремала в своей укромной колыбели в соседней комнате.
Неудивительно, что девушки были рады всякому мужскому началу в доме помимо добродушного, уставшего уже от всего отца.
«Кушай, кушай!» — подталкивала меня в плечо рукой сидящая справа Секунда.
Обворожительная темноволосая девушка двадцати пяти лет доела всю порцию, щедро наложенную ей Мадре, и попивала красное домашнее вино. Все здесь было домашним. И паста, и хлеб, и салат с огурцами и помидорами, выращенными на заднем дворе Таверны… Мясо разве только покупали в лавке по соседству. Но и оно — приготовлено по особому, домашнему рецепту, в секрет которого меня не без радости посвятили в первые же дни. Секрет был прост — немного анисовой травы, да три ложки белого вина во время приготовления, ближе к концу, когда появится тонкая хрустящая корочка.
Готовка входила в ряд моих обязанностей, когда посетителей было слишком много на одну Приму и Мадре Грацию, отвечавших за деликатесы. До моего появления в качестве помощницы выступала Терца или Секунда, но им гораздо удобнее было разгружать работу младших сестриц в зале, обслуживая гостей. Все-таки одной сестры за главную у трех девочек подростков — маловато, особенно если ходовой день, а людей битком набито. Как я выяснил — такие дни бывали часто.
Заявился я к Фамилье глубокой ночью, ближе к рабочему утру, как оказалось, поэтому и в заведении застал лишь небольшое количество завсегдатаев. Чем эти люди зарабатывали себе на жизнь, почему беззаботно напивались в Таверне под утро — неизвестно даже хозяевам.
Все-таки временной сдвиг между этим миром и Чейерейсом имелся. Не огромное расслоение, как в прошлый раз, когда Проморгал день в ночь, да еще и разницу в сто с лишним лет различая… Тут удача повернулась ко мне благоприятной стороной.
Я с наслаждением делил вечерние семейные трапезы с многодетными Мадре Грацией и Падре Мэнлайо. Ужин был священным ритуалом для семьи, и Таверна закрывалась на три часа, каждый день в отведенное время, а затем открывалась вновь. Благодаря разросшемуся семейному древу, работать они могли почти круглые сутки, открывая двери для всех желающих и днем, и ночью. С определенным нюансом, с которым я и столкнулся при своем появлении. Дверь заперта была не просто так, мне повезло, что так долго и упорно стучал, а мне открыла меланхоличная заспанная Кварта. Девочка только проснулась и вышла работать, а непривычный громкий стук в дверь ее очень раздражал, и она хотела избавиться от надоедливого звука. Кварта в своих забавных очках впустила путника в по сути уже закрытое для новых посетителей заведение.
В поселении были строгие «рабочие» часы у всех забегаловок. Кроме уличных торговцев, естественно — те работали когда угодно, где удобно и как угодно только им самим.
Стандартное для всех время открытия увеселительных ночных заведений с алкоголем — в десять вечера. Но, по большей части, все вокруг уже было закрыто ко второму часу ночи. Тайдем-Стрин и правда выделялся среди других не только антуражем, но и открытыми практически в любой время суток дверьми. С 20.00 до 2.00 — пускали всех, после дверь запиралась, и гостей лишь выпускали, новых не принимали, но и не выгоняли уже прибывших. В это время, до шести утра происходила пересменка девчонок. Поэтому я и застал девять девчонок в зале, до того как одни ушли спать, а вторые вышли дорабатывать до утра.
Всего в семье было шестнадцать детей, часть из которых работала не покладая рук.
Самая старшая сестра Прима, Мадре, Падре и периодически Терца с Секундой — работали на кухне, по очереди меняясь. Теперь им помогал и я.
В зале все время находились минимум три из семи сестер помладше. Девчонки с разницей в несколько лет — Кварта, Квинта, Секста, Септима, Октавия, Нонна, Децима. И естественно следившие за порядком старшие Секунда или Терца.
В шесть утра из заведения спроваживали гостей, и остаток семьи уходил досыпать свое. Днем же, с двенадцати до трех, Таверна открывала свои двери на обед для посетителей по той же рабочей схеме, что и ночью. В три — дверь запиралась, новых гостей не пускали, старых не выгоняли. Ровно в пять вечера — «технический перерыв». Обслуживание гостей прерывалось, устраивался шумный семейный ужин. Если кто из посетителей хотел остаться — его не прогоняли, но уже и не обслуживали, вплоть до открытия в восемь вечера. Три часа — были священным временем с семьей. Как впрочем, и утро.
Продуманная система со сложной структурой окупалась сполна и кормила всю семью, а теперь еще и меня. Вот только вопрос с местным способом оплаты услуг меня до сих пор приводил в недоумение…
«Семь колец с мелким Vuoto Nero, по одному камню в каждом — это много?» — спросил я Секунду, разговорчивую и шебутную. От нее больше всего информации можно получить.
«Сам-то как считаешь, Zio?» — поглатывая вино, издевалась она над моим незнанием, — «Вот, глянь!»
Секунда достала из под воротника блузы ожерелье с нескольким десятком таких колечек.
«Посчитай, сколько у меня Vuoto Nero?» — прищуриваясь, ухмыльнулась она.
«Даже пробовать не стану, Mia Sorella.» — ее колечки были