– Девочка моя, спи…

От дома до офиса Давид добрался без проблем. С его графиком – в двенадцать душ и завтрак, в два в офисе – пробки не страшны. Идеально было бы совсем не появляться на работе и следить за пополнением счета, лежа на теплом песочке возле океана, но это пока мечта. Еще не все сделано в этой жизни…

Зеркальный лифт быстро поднимал Давида и три его отражения на десятый этаж. Он кинул оценивающий взгляд на себя в правое зеркало. Черные кудри лежали идеально, соприкасаясь с кашемиром джемпера цвета юных сливок, очень идущего к его смуглому лицу.

Весь образ Давида излучал цельность, легкость и обтекаемость. Лишь карман брюк слегка оттопыривала маленькая бархатная коробочка, которую он приобрел по дороге в офис. Он казался себе пузырьком в бокале шампанского «Кристалл». В этом качественном напитке пузырьки всплывали с достоинством, по одному, а не бесформенной толпой, как в «Советском». Он уже и не помнил, когда последний раз пил эту гадость, годившуюся только для соревнований «Кто громче рыгнет». Его нынешний уровень жизни подразумевал совсем иные соревнования…

Постучав, в его кабинет вошла секретарша Ксения – худая девица в очках и неопределяемой личной жизнью.

– Давид Михайлович! Доброе утро! Вы до вечера или забежали?

– Привет, Ксень. На часик, два, я думаю. Срочное что есть?

– Из банка звонили по поводу кредита. Я вам все бумаги подготовила, и Лора Моисеевна вас искала. Сказала, утром не могла дозвониться. Волнуется.

– Спасибо, Ксень. Я буду занят сейчас.

– Хорошо, Давид Михайлович, – послушно кивнула Ксения и вышла из кабинета.

Давид проводил глазами ее мальчишескую попу со странным двойственным чувством. Для девушки эта попа не годилась. Она не вызывала никаких, хоть мало-мальски эротических желаний, потому как была слишком мальчишеской. Но образ невинного подростка не давали завершить юбка, тонкие ноги в колготах, узкие плечи и конский хвостик, схваченный резинкой. К этому «набору школьницы» мальчишеская попа совершенно некстати. Кто из них кому больше не соответствовал – не понятно, но даже развращенной бисексуальной фантазии Давида не хватало, чтобы найти применение такой невыразительной части тела, кроме как принадлежать его секретарше Ксении. Секретарша, однако, была толковой и исполнительной, чего, собственно, было вполне достаточно… Он вспомнил о звонке матери и потянулся к телефону.

– Мамуля! Ты звонила?

– Звонила не то слово! Я трезвонила все утро! – Голос Лоры Моисеевны был встревоженным. – Почему ты не брал трубку?

– Потому что сегодня утром я ничего не брал, я спал.

– Опять гулянки до утра? Давид, ну когда ты повзрослеешь! Когда ты возьмешься за ум!

– Мам… Я вот сейчас прямо за него взялся. Он очень болит. Особенно виски и затылок. Какой-то козел ни свет ни заря разбудил, Энжи ворочалась как бегемот, всего меня истоптала, дор-блю мой кто-то вчера сожрал, а я собирался его на хлеб мазать толстым слоем. Видишь, какой я несчастный, а ты на меня ругаешься!

– Давидушка, ну я же волнуюсь. Ну заведи себе автоответчик какой-нибудь, который бы рассказывал твоей матери про козла, про твою собачку и про то, что ты всего лишь спишь, когда твой телефон не отвечает!

– Хорошо, мамуль! Для тебя я заведу кого угодно!

– Я хочу, чтобы ты заехал ко мне сегодня. Я сделала твою любимую фаршированную рыбу.

– Мама, это шантаж. Я тебя люблю не только за рыбу.

– Я знаю, сынок. Я хочу познакомить тебе кое с кем.

– Очередная правильная девушка? Мам, я тебя умоляю! У меня уже на них аллергия. Я потом опухаю и мучаюсь изжогой.

– Вот эта твоя манера разговаривать с матерью как с последней идиоткой мне очень не нравится. Нет, не девушка, хотя я считаю, что по тебе давно плачет хорошая жена, которая научила бы тебя порядку и ответственности! Твоей несчастной матери это не удалось, как видно.

– Вот поэтому я и не женюсь. Избавляю от рыданий хорошую жену.

– Скоро я начну рыдать! – пообещала Лора Моисеевна.

– Мам, что мне сделать, чтобы ты этого не начинала? – устало спросил Давид.

– Приезжай к семи.

– Хорошо.

– Ну вот. Мамочка тебя целует и ждет.

Способность Лоры Моисеевны вытрясать согласие из всех окружающих ее мужчин не поддавалась объяснению. Она это просто умела, и всё.

Давид посмотрел на часы и направился в дальний угол кабинета, где между стеллажами с папками находилась еще одна дверь. Он толкнул ее и вошел в небольшую комнату без окон. Возле стола стоял навытяжку молодой человек в джинсах и великоватом джемпере, со светлыми, причесанными на прямой пробор волосами, похожий на известного фигуриста. Он улыбался, готовый в любую секунду выехать вперед под музыку, гостеприимно разведя руки.

– Привет. Ты ждал меня? – удивленно спросил Давид.

Они обнялись.

– Здравствуй. Я слышал твой голос. Ты разговаривал с мамой?

– Да. Она опять тащит меня знакомиться с кем-то. Придется ехать. Не могу отказать мамочке, а она этим пользуется. А чего ты не вышел из своей конуры, если слышал, что я здесь?

– Я наслаждался твоим голосом.

– Виктóр… – Давид досадливо покачал головой, словно строгий учитель.

– Да, Давид, – послушно ответил молодой человек.

– Ну я же тебя просил…

– Да. Просил. Но ты понимаешь, что я чувствую, когда слышу твой голос? Я чувствую, что…

– Перестань, пожалуйста! – перебил его Давид. – Голос любого человека имеет определенную высоту и окраску. Альт, сопрано, тенор, баритон, бас. Наши уши воспринимают частоту и длину звуковой волны. Это чистая физика. Ты заморачиваешься на ерунде, Виктóр.

– Нет, это не ерунда! – капризно протянул молодой человек и пригладил волосы над ухом. – Голос это не длина волны, это душа. А ты знаешь, что по голосу можно судить о духовной эволюции человека? С каждым шагом духовной эволюции происходят изменения в голосе. Голос говорит, насколько человек развит и какой у него характер. Даже не обязательно видеть его.

– И что говорит о моем духовном развитии мой голос? – заинтересовался Давид.

– Твой голос для меня – это голос бога…

– Виктóр, ты опять? Ты ставишь меня в ужасно неудобное положение. Разве ты сам этого не понимаешь?

– Но здесь же нет никого. Нас никто не слышит…

– Мы работаем в одной компании. Для всех ты – мой помощник. Как Ксения, как другие сотрудники. Ты знаешь, что я отношусь к тебе не как ко всем, но ты не должен злоупотреблять моим хорошим отношением. Иначе мы можем всё испортить, выдать себя. Кто-то увидит, услышит, начнутся сплетни, дойдет до Добродела, и тогда я не ручаюсь ни за себя, ни за тебя. Понимаешь, насколько всё это серьезно?