Эта неожиданно прорвавшаяся искренность в сочетании с известной внешностью и четкостью в ответах, а значит, и в мозгах, окончательно убедили Давида попробовать Виктора Степанова в качестве секретаря.

Очень скоро Давид начал замечать на себе долгие взгляды Виктора, полные нежности и надежды, и одновременно понимать, что его мозги годятся не только на то, чтобы держать документы в порядке, отвечать на телефонные звонки и варить кофе… Четкость, точность, организованность позволяли парню выполнять все более ответственные поручения. Виктор не покидал рабочего места до тех пор, пока очередное задание «шефа» не было выполнено с максимально возможным качеством. Давид видел, что слово «досконально» не пустой звук для этого его секретаря. И вскоре понял, что Виктор Степанов – реальная находка для него.

Их сближение началось с какого-то пустяка… Давид подколол помощника по поводу одной и той же голубой рубашки, которую тот, кажется, не снимал уже третью неделю. Виктор, смущаясь, ответил, что это та самая рубашка, в которой он пришел на собеседование. Она счастливая, потому что в ней он понравился и его взяли на работу.

Давид хмыкнул.

– Вы не любите голубой цвет, Давид Михайлович? – двусмысленно спросил Виктор.

– Цвет? – улыбнулся Давид. – Знаешь, я раньше любил лето. Очень. А потом понял, что лето может быть в любое время года, были бы деньги. Теперь я люблю деньги. А рубашки должны быть разные…

– А можно мне вашу? – робко попросил Виктор и смутился.

– Мою – что? – не понял Давид.

– Рубашку. Одежду, которую вы уже не носите…

– Зачем?

– Ваш запах… Я… я… Извините меня. – Виктор, красный, как помидор, выбежал из кабинета.

«Что делает недостаток тестостерона с парнем, – подумал, глядя ему вслед, Давид. – Ну, красна девица, ни дать ни взять! Хорошо хоть мозгов не касается… А почему это ни дать ни взять? Взять-то как раз можно…»

Мужчина сказал, мужчина сделал, вернее, взял.

На бизнесе перемена в их отношениях никак не отразилась, даже наоборот: более преданного и грамотного помощника трудно было представить. Давида все больше напрягало зазубриванье параграфов из учебников, цитат из интервью и финансовой терминологии, ничего в этой «шняге» он не понимал.

Однажды на переговорах, зачитывая подготовленные Виктóром документы и мучительно удерживая на лице маску финансового гения, Давид подумал, как было бы круто подключаться к мозгам Виктóра в режиме он-лайн, чтобы этот компьютер с голубым экраном мгновенно выдавал ответ на любой вопрос. Идиотская улыбка аборигена, размечтавшегося догнать болид на верблюде, на секунду испортила маску финансового гения, но потом Давид подумал: «Черт! А почему бы и нет! Двадцать первый век на дворе!»

И Давид занялся изучением вопроса досконально и скрупулезно – еще одно слово, помещавшееся в его голову в исключительных случаях. Этот был именно такой. Через две недели он вышел на «людей» и «организации» и получил, что хотел. Очередные переговоры стали испытанием возможностей новой техники и нового Давида.

Со стороны для непосвященного наблюдателя все выглядело вполне безобидно: в своем кабинете без окон сотрудник Степанов сидит перед монитором, внимательно следя за ходом переговоров и не вызывая никаких подозрений – работа как работа. Давид же, снабженный маленьким, незаметным наушником, с опозданием в доли секунд повторяет вслух то, что слышит в наушник. При этом он производит весьма положительное впечатление человека, думающего перед тем, как сказать…

Результатами испытаний Давид остался не просто доволен, он был в восторге от собственной гениальности и от четкой работы Виктóра. Он наградил помощника запонками или браслетом, уже не помнил, – первой блестящей безделушкой, от которой его глаза вспыхнули счастьем, как у влюбленной малолетней девицы.

Всплывающие дамские образы в поведении Виктóра – от африканской старухи до плаксивой содержанки – были хорошо знакомы и понятны Давиду: этот набор в различных сочетаниях часто встречался в женщинах. «Голубая» же часть его души оставалась загадкой. Он видел, что является фетишем для «гейоныша», что, заставляя его быть своим рабом, причиняя ему страдания, он только больше распаляет его страсть, вызывая острые приступы наслаждения. Природу этих явлений он не понимал. И это было минусом. Чтобы управлять, надо понимать…

Случайно увиденное высказыванье австрийского психолога Жерара Аардверга, посвятившего себя терапии гомосексуальности, натолкнуло Давида на размышления. Психолог утверждал, что «гомосексуал бессознательно ищет партнера не для того, чтобы найти и насладиться, а для того, чтобы, не найдя, причинить себе боль и пострадать, подпитывая тем самым ненасытную потребность в самодраматизации…»

Не об этом ли эмоциональный речитатив под музыку Б. Моисеева: «Боль – это всё, что я могу тебе дать, боль и радость от этой боли»?

«Откуда берется это желание “не найти, чтобы сделать себе больно”? – задавал себе вопрос Давид. – Вот всё у них через…» Тем не менее эти вопросы не давали ему покоя. Он стал больше общаться с Виктóром, расспрашивать его, подталкивать к откровенности. Помощник охотно делился откровениями. Казалось, ему даже нравится устраивать перед Давидом душевный стриптиз…

Отец Виктора, Степанов-старший, хмурый, замкнутый человек, не обращал на сына никакого внимания. Его целиком занимала работа, а когда наука развалилась, так же целиком заняла обида на жизнь. Взгляды, которые он бросал на сына, никогда не выражали ни любви, ни одобрения. Он смотрел лишь с озлоблением или откровенной издевкой. «От его взгляда у меня всегда шел мороз по яйцам», – признавался Виктóр.

Не получая отцовской поддержки ни словом, ни взглядом, ни прикосновением, он начал искать любви там, где ее нет. Он ловил себя на том, что ищет внимания мужчин, заглядывает в лица и встречные машины в надежде увидеть мужчину, который ответит на его взгляд. Вскоре он понял, что хочет, чтобы кто-то из мужчин захотел его… Эти попытки привлечь к себе внимание были не чем иным, как извращенным способом получить замену отцовскому взгляду, который наконец сказал бы ему: «Я люблю тебя. Ты мне нужен». Но между «я люблю тебя» и «я хочу тебя» такая тонкая грань…

Рассказ Виктора о первой близости с мужчиной тронул Давида за живое. Помощник краснел и смущался, с мазохистским удовольствием смакуя подробности, а Давид чувствовал, как живо реагирует в нем его «живое»…

– Мне было девятнадцать с половиной, я учился на втором курсе, – со своей обычной точностью в цифрах говорил Виктóр. – Мы встретились на улице. Он что-то спросил у меня. Я обернулся и увидел тот взгляд, который давно искал… Он был немного старше. Может быть, двадцать пять или чуть больше. Мне понравились его глаза – веселые и добрые, а я был готов и одинок. У него была приличная квартира, обставленная со вкусом. Он дал мне выпить. Это помогало. Потом он прямо сказал, что хотел бы переспать со мной. Я согласился. Он был очень нежен, и мне было так хорошо. Я остался у него на всю ночь. И мы делали всё, что можно и нельзя представить… Потом мы сидели голыми и разговаривали. И это тоже было очень приятно. Я никогда раньше не сидел так расслабленно и голым с партнёром. Он говорил мне разные вещи о моем теле, которых я никогда не слышал от девушек. К тому времени у меня был небольшой, но не слишком удачный опыт с ними. Говорил, что у меня стройные ноги и красивый член. И это было так приятно слышать. Потом я звонил ему раз в неделю или примерно так, и он делал со мной всё, что хотел, как хотел…