— А ты, я вижу, все же расстроен, Сережа, — отметила она с беспокойством. — Значит, послание не такое уж безобидное.

Он молча взял со стола письмо и протянул ей:

— А вот оцени сама.

Она села к столу, включила настольную лампу.

Мельников, чтобы не мешать, отошел к книжному шкафу, взял в руки первый попавшийся томик. Делая вид, что читает, он искоса наблюдал за выражением Наташиного лица. Сначала на нем было только любопытство, потом промелькнуло что-то вроде усмешки, а затем — явное и откровенное удивление.

— Так он, оказывается, следит за твоими выступлениями в печати. И ведь с каким вниманием! Разглядел даже новую мишень, в которую ты мечешь свои стрелы. Скажи пожалуйста, какой прозорливый, прямо оракул! Интересно, а сыну он все это напишет?

— Вероятно, — ответил Мельников.

— Тогда он устроит вам веселую жизнь. Обязательно устроит.

— А ты за кого Григория принимаешь? За младенца-несмышленыша?

На кухне суматошно задребезжала крышка закипевшего чайника. Всплеснув руками, хозяйка моментально исчезла. Мельников с минуту походил от стола до книжного шкафа и обратно. Позвонил начальнику политотдела.

— Вы отдыхаете, Геннадий Максимович?

— Какой отдых! Только с поля вернулся. Вас увидеть спешил, Сергей Иванович. Но в штабе не застал.

— А вы домой заходите, чего стесняться?

— Могу, конечно, и домой.

— Вот и шагайте прямо сейчас. Кстати, у меня к вам есть одно дело. Жду.

Когда пришел Нечаев, Мельников сразу провел его в кабинет. Спросил, как показались ему на сегодняшних занятиях ракетчики. Нечаев ответил, что расчеты действовали вяло, потому что для ракетчиков борьба с десантом «противника» — дело новое. Особенно туго, он заметил, перестраивались ракетчики, когда им нужно было отрываться от своих пусковых установок и выполнять роль стрелков-автоматчиков, затем снова возвращаться к своим вычислительным и прицельным устройствам.

— Так в этом-то и главная сложность, — сказал Мельников. — Тут напряжение должно быть предельное.

— А вы решили окончательно, что ракетный дивизион будет на учениях? — спросил Нечаев.

— Непременно, — сказал Мельников. — Хватит условностей, Геннадий Максимович. Ну что это, в самом деле, — ракетчиков нет, а мы даем вводную: «По противнику нанесен ракетный удар». Пусть на этот раз все почувствуют, что ракетчики действуют.

— Конечно, люди должны верить в реальность высадки десанта в расположение ракетного подразделения или даже в расположение одной ракетной установки, — заметил Нечаев. — А пока в солдатском представлении десант — это крупные силы противника на обширной территории.

— Это верно, — согласился Мельников. — Я уже приказал Горчакову немедленно выделить взвод разведчиков, который будет действовать в роли группы захвата в районе ракетных установок. Ну как, сила подходящая?

— Вполне.

— А теперь... — Мельников пристально посмотрел на Нечаева. — Теперь рассказывайте откровенно, Геннадий Максимович, что там было на полигоне. Взвинтил вас Жигарев опять?

Нечаев тяжело повернулся на заскрипевшем под ним стуле.

— Ну, хоть и не взвинтил, но на нервах немного поиграл. Сперва прямо при солдатах устроил разнос Суханову и Жарикову, потом в самый разгар занятий хотел снять с позиции взвод Шаповалова.

— За что же?

— Да видите ли, один солдат замешкался, когда занимали противотанковые щели, другой — команды не расслышал. Конечно, дисциплины требовать нужно, и меры нужны жесткие, но нельзя же устраивать базар на танкодроме... Пришлось вмешаться.

— Правильно сделали. — Мельников раскрыл и придвинул портсигар Нечаеву.

— Спасибо, не научился еще, — отказался Нечаев.

— Выходит, нервы у вас крепкие. А я вот, как видите, свои иногда дымком успокаиваю. — Он сунул в рот папиросу, сделал две легкие затяжки. — Значит, говорите, без вашего вмешательства не обошлось?

— Было дело. Хотя знаю, завтра на партийном бюро Жигарев станет метать громы и молнии — жаловаться начнет, что начальник политотдела вмешивается в сферу его служебной деятельности.

— Не начнет, одумается после нашей критики. Вы ведь, Геннадий Максимович, тоже молчать не будете, надеюсь, скажете обо всем откровенно, не стесняясь.

— Да уж, придется. Но вы мне, Сергей Иванович, объясните, откуда у него такая неприязнь к Авдееву. Чуть что — сразу на дыбы. Неужели ревность одолевает?

— А вы как думали? Ведь что ни говорите, а план учения скорректирован главным образом по предложениям Авдеева. Причем возражения Жигарева отметены. Вы все это знаете.

— Все, да не все, Сергей Иванович. — Нечаев торопливо пригладил упавшие на лоб волосы. — Ну предположим, к Авдееву у Жигарева ревность — здесь все же его кровная связь с полком дает себя знать. Но что у него за предвзятость к ракетчикам, скажите? Ведь Жогину он тоже житья не дает. Неужели у Жигарева столько болезненного самолюбия?

— А тут все вместе собралось: самолюбие — раз, — Мельников начал загибать пальцы на руке, — ревность — два, стремление любой ценой настоять на своем — три. Вот он какой, жигаревский кулак.

— Да, Сергей Иванович, кулачок мощный.

— Но я вам и другое скажу, Геннадий Максимович. Несмотря ни на что, Жигарев — преданный армии человек. Он сам ночами ради дела не спит. Его надо умело поправить. Ну а что касается Жогина... Этот — человек мужественный. Просто-запросто его не согнешь... Над прибором наведения работы не прекращает, так ведь?

— Да, конечно. И все же поведение Жигарева меня очень настораживает.

— А вот настороженность нужна, Геннадий Максимович. Тут вы правы. Кстати, у меня есть любопытная новость. — Мельников с загадочным видом вынул из ящика стола письмо Жогина-старшего и показал Нечаеву. — Узнаете?

Нечаев посмотрел на письмо, на комдива и снова на письмо.

— Неужели Павел Афанасьевич? Молчал, молчал — и вдруг?..

— А вы читайте, читайте, Геннадий Максимович...

Партийное бюро проходило в кабинете Нечаева. Сообщение о подготовке к учениям и выявленных неполадках сделал Мельников.

Вслушиваясь в слова комдива, Нечаев внимательно следил за поведением Жигарева, который сидел неподалеку от стола в своей обычной независимой позе. Пока Мельников говорил, Жигарев терпеливо молчал. Только беглый неестественный румянец моментами вспыхивал на его хмуром лице. Когда же комдив закончил сообщение и председательствующий, дивизионный инженер Силантьев, спросил, есть ли у кого вопросы к докладчику, Жигарева будто подтолкнули в спину.

— Это что же получается?! — Жигарев нервно вздернул подбородок. — Выходит, все присутствующие здесь — деловые люди, а я только тем и занимаюсь, что причиняю им одни неприятности. Веселенькое дело!