Вдобавок, после моей женитьбы, мне удалось, сломив сопротивление тестя, стать опекуном падчерицы, моей маленькой Регины, потому что я эту девочку любил, да и опасался, что в кругу материнской родни она подвергнется опасностям католицизма. Йобст Мюллер мне обещал выплачивать 70 флоринов ежегодно на содержание ребенка: этих денег я никогда не видывал, как, разумеется, не мог касаться значительного состояния самой Регины. А потому я вправе вычесть из наследства справедливое и подобающее возмещение. Друзья мои и покровители, Фуггеры позаботятся о том, чтобы тебе была отправлена оставшаяся сумма. Надеюсь, их не заподозришь ты в мошенничестве?

Иоганнес Кеплер

_____

Прага

Декабрь года 1610

Д-ру Иоганнесу Бренгеру,

в Кауфбойрен

Сегодня получил я из Кельна, от Марка Вельзера первые страницы отпечатанной моей Dioptrice. Печатание откладывалось, да и теперь, хоть наконец-то началось, произошла заминка из-за недостатка средств, и, боюсь, пройдет немало времени, покуда работа завершится. Я ее кончил в августе и тотчас представил моему патрону Эрнсту, курфюрсту Кельнскому, но он, к несчастью, куда меньше ею загорелся, нежели автор, да и теперь, пожалуй, не спешит подарить миру сей важный труд, который ему же посвящен. Однако я рад и нескольким страницам за то рассеяние в нынешних моих печалях, какое они мне подарили, и на том спасибо. Как далеки мне кажутся летние месяцы, когда здоровье мое несколько окрепло и я работал с таким рвением. Теперь же снова то и дело меня треплет лихорадка, а оттого нет сил, и тучи на душе. Беды превозмогают, и ходят слухи о войне. Однако, свежим взглядом окинув эту книжицу, я поражен был мыслью, что, сам того не сознавая, тогда уж, верно, чуял будущие беды, ибо это работа странная, непривычно строгая, холодная по тону, точная в исполнении. Все это так не похоже на меня.

Книга эта сложна для пониманья, тут требуется не просто умная голова, но и особенная быстрота ума и чрезвычайное желание проникнуть в первопричины. Я взялся прояснить законы, по которым действует Галилеев телескоп. (Должен присовокупить, что в сей задаче я мало видел помощи, как вы уж, верно, догадались, от того, чье имя носит новый инструмент.) Следует сказать, я думаю, что этой книгой и Astronomia pars optica,[35]в 1604 году, я основал новую науку. Однако тогда как книга более ранняя была веселой, смелой попыткой познать природу света и законы работы линз, Dioptrice моя — всего лишь строгий свод правил, вроде учебника геометрического. О, если бы я мог послать вам экземпляр, я так хотел бы знать мнение ваше! Проклятые скряги! Она состоит из правил, числом 141, схематически поделенных на дефиниции, аксиомы, проблемы и пропозиции. Начинаю я законом отражения, который здесь не стал, признаюсь, много точнее прежнего, хоть я ловко воспользовался тем обстоятельством, что углы падения лучей, мною рассматриваемых, были весьма малы. Еще я описал отражение лучей в стеклянном кубе и в трехсторонней призме и, разумеется, поглубже разобрался в линзах. В проблеме 86, где я доказываю, как с помощью двух выпуклых линз видимые предметы можно увеличить, сделать отчетливей, но перевернуть, я определил, пожалуй, на чем основано действие астрономического телескопа. Пользуясь сочетаниями линз собирающих и рассеивающих, вместо прежних простых, я наметил путь к важному совершенствованию Галилеева телескопа. Боюсь, это не слишком придется по вкусу падуанцу.

Вы сами видите, мой милый доктор, как далеко продвинулся я в науке нашей. Даже, я думаю, так далеко продвинулся, что дальше некуда, и, признаюсь не без печали, теряю к теме интерес. Телескоп — дивно полезный инструмент, вне сомненья, он окажет великую службу астрономии. Что же до меня — пялясь в небо, я быстро устаю, какие б виды там ни возникали. Пусть другие нанесут на карты новые феномены. Мне зрение не позволяет. Боюсь, я не Колумб небес, но скромный домосед, мечтатель в кресле. Явления, с какими уже я хорошо знаком, сами странны и удивительны. Если новые звездочеты откроют новые явления, которые помогут вникнуть в первопричины, что ж, и прекрасно; но мне сдается, что истинное решение загадки мироздания следует отыскивать не в небе, а в другом, бесконечно меньшем, хотя и не менее таинственном своде, который прячется у нас под черепушкой. Одним словом, друг мой, я старомоден, равно как и по-прежнему

Ваш,

Кеплер

_____

Aedes Cramerianis

Прага

Октябрь года 1610

Георгу Фуггеру,

в Венецию

От всей души благодарю Вас снова за верную помощь Вашу в моей работе. Еще благодарю за милые слова о моей Dissertatio cum nuncio sidero[36]и Ваши попытки распространить в Италии взгляды, выраженные в сей статейке. Однако должен я и возражать против того, что вы так рьяно меня защищаете от Галилея. Я не противник ему.

Dissertacio вовсе не срывает маску с лица его, как Вам угодно было выразиться. Если прочтете статью мою внимательней, ясно Вы увидите, что, хоть и с оговорками, я благословляю его открытия. Вы удивлены? Разочарованы, быть может? Как, Вы спросите, могу я тепло относиться к человеку, который не благоволил даже прямо ко мне писать? Но, снова повторю, я предан истине и буду приветствовать и праздновать ее, откуда она бы ни явилась. Порой я думаю, что те, кто занят пререканьями об основательности Галилеевых открытий, озабочены скорей не самой истиной, но поисками лучшего оружия, дабы его употребить противу человека надменного и умного, которому недостает лукавства и ложного смиренья для угожденья всем и каждому. Этот юный клоун Мартин Хорки, помощник Мадзини, в своем так называемом «Опроверженье» имеет наглость цитировать — нет, перевирать — меня, глупо поддевая Галилея. Не теряя времени, я прервал знакомство со щенком.

Хотя, признаюсь, любить Галилея трудно. Знаете, ведь за все время он мне написал одно-единственное письмо. А так о всех дальнейших его открытиях, даже о том, как отнесся он о моей Dissertacio (которая, в сущности, есть открытое письмо к нему!), я должен узнавать стороной, через вторые руки, от посла тосканского и от других. И потом, как подозрителен и скрытен падуанец! Если пошлет мне кроху, так уж упрячет в такие невозможные, ненужные одежки! К примеру, прошлым летом отправил он мне, опять-таки через посла, следующее известие: Smaismirmilmepoetaleumibunenugttaurias. Я было развеселился: сам, в конце концов, не прочь поиграть с анаграммой, позабавиться эдакой словесной игрой. Но взялся разгадывать шифр, и чуть ума не решился. Всего-то навсего и высидел, что варварский латинский стих, лишенный смысла. И только в прошлом месяце — когда Галилей прослышал, что любопытствует сам император, — явилась наконец разгадка: в этой чепухе таилось оповещенье об открытии двух лун, вращающихся вокруг Сатурна! Теперь пришла еще одна загадка о красном пятне на Юпитере, вращающемся математически. Не понадобилось ли, я себя спрашиваю, это красное пятно, просто-напросто чтобы застлать мне зрение? Как прикажете отвечать на подобный вздор? Ужо в следующем моем письме надеру ему уши!