Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть еще один знаменитый исторический эпизод с участием инжира.
Накануне Пунической войны цензор Марк Порций Катон произнес речь перед сенатом, показав свежий плод инжира, сорванный всего лишь три дня назад в Карфагене. Это означало, что противник ближе, чем кажется, – всего несколько дней плавания, и Риму будет угрожать вторжение врага.
Сегодня мало кто помнит эти истории, собираясь на уютной площади.
Инжир на piazza del Fico посадил Пьеро Серафини, сын Гуррьеро, открывшего в 1928 году одноименный бар. Заведение пережило не одно поколение, умело мимикрируя под меняющиеся вкусы разных поколений, но сохраняя винтажный облик и расслабленную атмосферу. Теперь здесь можно не только выпить кофе с утра, но и пообедать и поужинать.
Пьеро уже за 70, но он по-прежнему завсегдатай площади. Более 30 лет назад ему пришла в голову идея собрать любительский шахматный клуб. Его члены ставили пару складных столиков под деревом (понадобилось три попытки, чтобы оно прижилось) и приходили поиграть ежедневно в любую погоду.
Как много лет назад, они встречаются и сегодня. К полудню местные старички подтягиваются к расставленным на улице столикам, раскладывают доски в уголке под инжиром и принимаются за настольное сражение. Ограничений по возрасту нет – могут участвовать все от 10 до 90 лет. Но средний возраст все же ближе к пенсионному.
Поглазеть на игру останавливаются и случайные прохожие. Их тоже охотно привлекают к партиям, хотя не без типично римского снобизма. Заядлые игроки уверены, что шансов у них немного. Хотя бывает, попадаются и опытные.
Рассказывают, был тут один в 2004 году. Приходил, съел кусок пиццы, запил капучино (слышите презрительную нотку? Кто же так делает?). Поиграл, выиграл. Гарри Каспаров звали.
К вечеру шахматные баталии завершаются, место под инжиром пустеет, а на смену клубу старичков приходит римская молодежь. Прямо из офиса, еще в рубашках, с засунутым кое-как в карман галстуком, с бокалом апероль-спритца или вина в руках, они заполняют все пространство тесной площади. Места категорически не хватает из-за припаркованных вплотную машин и мопедов. Но это никого не смущает: их крыши и сиденья к концу вечера превращаются в барную стойку, заставленную пустыми стаканами.
Пьяцца-дель-Фико – неформальное сердце района. Если повезет, то можно встретить кого-нибудь из актеров или музыкантов, которые живут неподалеку и заглядывают пропустить по стаканчику, – Риккардо Скамарчо, Валерио Мастандреа, Алекса Бритти, Даниеле Сильвестри.
В итальянском есть еще одно выражение про инжир – che fico! – как круто!
Вряд ли это совпадение – римские фиговые деревья заслужили исключительно положительную репутацию.
31. Пасквинские стишки
После встречи с двумя «говорящими статуями» (Бабуином и Водолеем) мы наконец добрались до председателя «Конгресса остроумных».
Пасквин – главарь банды каменных бунтарей и зачинщик городских скандалов. За четыре столетия активных «выступлений» Пасквин не просто стал персонажем городского фольклора, а сам создавал его.
Началось все вполне безобидно. В 1501 году кардинал Оливьеро Карафа (помните его по дворику Браманте?) приобрел новый особняк за площадью Навона. Бывший дворец Орсини (на его месте теперь палаццо Браски, музей Рима) требовал ремонта, а у входа вообще было ни пройти ни проехать – грязь, мостовая вся в ямах.
Новый жилец взялся за перекладку брусчатки, чтобы привести улицу в порядок.
И тут кардинала ждал сюрприз! Рабочие извлекли из-под земли обломок мраморной статуи, пролежавшей там, вероятно, не одно столетие. Горожане использовали могучий торс, едва торчащий на поверхности, как опору для перехода улицы, чтобы не намочить башмаки, когда лужи становились совсем глубокими.
Карафа, знаток и покровитель искусств, сразу сообразил, что ему попался ценный экземпляр. Его догадки позже подтвердят Микеланджело и Бернини, сравнивая найденный фрагмент с Бельведерским торсом и Лаокооном из Ватиканских музеев.
Для кардинала подобный клад был поводом для гордости перед коллегами в пурпурных мантиях, которые обожали украшать свои резиденции античными находками.
Он поместил мраморный обломок на пьедестал, отметил его фамильным гербом и подписал своим именем и датой находки. Статуя по-прежнему занимает почетное место в углу треугольной площади, названной в ее честь – piazza di Pasquino.
Несмотря на кардинальское воодушевление, в скульптуре красоты было не так уж и много.
Простой обнаженный мужской торс с накинутым на одно плечо плащом, без конечностей, с потертым лицом. Он изображает античного героя или полководца в попытке удержать другую фигуру, от которой почти ничего не осталось.
Немало было попыток идентифицировать персонажей.
Может, это Аякс, несущий умершего Ахиллеса?
Или Менелай с телом Патрокла? Похожая скульптурная группа стоит во Флоренции в Лоджии Ланци на площади Синьории. Ее тоже нашли в Риме в виде обломка, почти двойника Пасквина. Папа римский подарил фрагмент Козимо I Медичи, а придворные мастера «отреставрировали» его (пожалуй, чересчур) по моде эпохи маньеризма. Так, что уже и не узнать под приклеенными руками и ногами античный бюст.
Некоторые утверждают, что Пасквин – это просто безымянный гладиатор.
Кто бы это ни был, исследователи определили, что статуя относится к III веку до н. э.
Возможно, она служила украшением стадиона Домициана, который в древности находился на месте площади Навона.
Но в Риме XVI века у торса началась новая жизнь под новым именем.
Мог ли это предположить неизвестный античный скульптор, создавая свое произведение?
Хоть руки и ноги мраморный инвалид и потерял за прошлые века, но язык остался при нем. И он оказался настолько острым, что доставлял немало беспокойства правящим верхам в Ватикане. Казалось бы, какой-то невзрачный обломок, спрятанный в углу площади. Но все видит, слышит, все про всех знает и не стесняется об этом заявлять во всеуслышание.
Почему к статуе прилепилось прозвище Пасквин, тоже никто не знает.
В народе ходят легенды, что так звали некоего римлянина (трактирщика, брадобрея, портного, сапожника – подставьте свое), жившего неподалеку. В зависимости от варианта профессии рассказывают, что то ли он, то ли его помощники любили высказаться без всякой цензуры о папах римских и кардиналах. Многие пытались соотнести язвительный голос Пасквина с живым персонажем из плоти и крови. Но безуспешно.
Впрочем, традиция пасквилей (анонимных листовок с критикой власти) существовала задолго до появления Пасквина в качестве доски народной сатиры.
Но официально «карьера» Пасквина как народного пресс-секретаря началась с записки 13 августа 1501 года. «Говорящая статуя» пророчила кончину папе римскому Александру VI Борджиа, которого в городе