Из крошечной кухни полицейского участка О'Коннор появился с двумя чашками кофе в руках. Одну он поставил на стол Фрэнка, а с другой снова подошел к окну.

Сделав несколько глотков, он снова заговорил:

— Я вот о чем все думаю, Фрэнк. Действительно ли ты знаешь местную молодежь?

— Что ты хочешь сказать? — Фрэнк вопросительно поднял брови.

О'Коннор повернулся к нему.

— Видишь ли, в чем дело. Твоя помощь имеет для меня очень большое значение. Ты знаешь местность, знаком с жителями, но свободен ли ты в своих суждениях? Нет ли в них предвзятости?

— Нет, конечно, — ответил Фрэнк, сохраняя уверенный внушительный вид.

Железную калитку кладбища придерживал кусок старого корабельного каната, привязанный к прутьям забора. Джо снял его, подал калитку вперед и вошел. Под ногами его тихо шуршал гравий, им же были посыпаны и узенькие тропинки возле некоторых могил. Чуть правее, где основная дорожка поднималась на холм, гравия не было, там росла невысокая трава. Джо довольно быстро отыскал нужную могилу и прочитал надпись на памятнике: «Мэтью Лоусон. 1952–1997. Любимому мужу от его жены Марты и дочери Кэти». Под памятником лежала искусственная белая роза.

Фрэнк поднялся, давая понять инспектору, что пора уходить. В комнате повисло напряжение, разрядить или вынести которое у него не было ни сил, ни желания. Он прекрасно понимал О'Коннора и не обижался на него, подобные мысли в такой ситуации возникнут у любого. Но зачем инспектору понадобилось высказывать их? Вот что его удивляло.

Возвращаясь назад, в деревню, Джо все больше и больше мрачнел. Эта роза свидетельствовала о том, что он правильно угадал маршрут, которым ходила Кэти, и что она была на могиле отца. Но что именно означает оставленная ею белая роза? Дань памяти? А может быть, она служит неким сообщением? Кому? Покойному отцу? Следовательно, Кэти уже давно собиралась… Джо поморщился. Ему не хотелось думать о том, что молодая красивая девушка может хладнокровно планировать свою смерть. Но кто из нас свободен от мрачных образов и негативных мыслей?

Фрэнк вышел. О'Коннор сел в кресло у окна. Он видел, как Фрэнк, засунув руки в карманы и опустив голову, перешел дорогу и скрылся в дверях бара Данаэра. Инспектор надеялся, что ему удалось оправдать возлагавшиеся на него надежды. Теперь он пытался убедить себя в том, что сказал Фрэнку то, что должен был сказать.

Джо опустился на скамью рядом с Фрэнком, вытащил из кармана карту и разложил на столе.

— Ну смотри, — заговорил он. — Вот здесь, — он ткнул пальцем в карту, — они гуляли в тот вечер. По этим двум дорогам, — он провел дальше по карте, — из деревни можно выехать в город.

Фрэнк нахмурился. В комнату из душевой возвратился Ричи.

— Чего это вы тут рассматриваете? — Он наклонился над картой и хмыкнул.

— Ричи, подожди, не суетись.

— Я всего лишь хочу показать вам место, где Кэти исчезла в ночь на субботу, — пояснил Джо.

— А зачем? — спросил Ричи.

— Затем, что я его знаю.

— Ничего ты не знаешь. И по этой карте не узнаешь никогда. Ты посмотри, в каком году она отпечатана. Посмотри, посмотри на обороте. Видишь? Почти пятнадцать лет назад.

— Я сегодня сделал на ней уточняющие пометки, — ответил Джо.

Ричи снова склонился над картой, некоторое время изучал ее, затем снова выпрямился и смущенно взглянул на Джо.

— В любом случае нам это все не нужно, — пробормотал он. — Кстати, у нас сейчас совещание. Ты не возражаешь, если мы тебя попросим удалиться?

— Послушай, я прошу у вас всего одну минуту. Вы считаете, что она шла вот здесь…

Ричи оборвал его:

— Это ты меня послушай. Ты знаешь об этом деле ровно столько, сколько тебе положено, да и то потому, что знаком с Мартой Лоусон. О чем вы там с ней болтаете, меня не волнует. А вот то, что ты суешь свой нос в наше расследование, меня действительно волнует. Ты был детективом в Нью-Йорке. Ну и что? Я раньше в баре работал, но не лезу к Данаэру со своими советами. И здесь я не пиво по столам разношу.

— Ричи, ведь пропала девушка, — попытался успокоить его Джо.

— Да. И здесь вполне может быть замешан твой сынок. Все это мне известно. Так что скажи спасибо, что мы его еще не начали раскручивать.

— Я просто хотел помочь…

— Мне твоя помощь не требуется. Устал я уже от невежественных янки, которые считают, что призваны спасать мир.

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1982 год

— Ох и надерет же сегодня мой сыночек задницу кое-кому, — весело сказала Ванда. — И отлично. Пусть знают Дюка Роулинза. Хрен им всем в сумку, а не победу! — Она расхохоталась.

Дюк недовольно засопел.

Выйдя из машины, Ванда нагнулась, чтобы заправить джинсы, вылезшие из оранжевых сапог на высоченных шпильках, затем, выпрямившись, подтянула их и посмотрела на Дюка. Тот уже стоял рядом с ней, одетый в новенькую футбольную форму.

— Ну и круто же ты у меня выглядишь. — Ванда прищелкнула языком.

Дюк подошел к машине и, достав наплечники и свитер, натянул на себя.

— Видали? Команда «Пумы», номер пятьдесят восемь, — сказала Ванда. Она впервые видела сына в форме. — Послушай, а что ты собираешься на поле делать? За что я, собственно говоря, заплатила тридцать зеленых?

— Я бросаю мяч и слежу за тем, чтобы центральный защитник противника не блокировал нашего.

— Замечательно. Буду во все глаза следить только за твоей игрой. — Она ткнула пальцем в грудь Дюка.

Дюк посмотрел мимо матери, на другую семью, приехавшую на футбол и празднично одетую. Отец стоял рядом с сыном, улыбаясь и положив руку ему на плечо.

— Дюк, погляди-ка на группу поддержки. Какие милашки, — сказала Ванда.

В углу парковки группа девочек-подростков, расположившись полукругом, репетировали танцевальные движения, сопровождая их веселыми приветствиями. Неподалеку от них Дюк увидел гимнастку. Она стояла на одной ноге, вытянув вторую вверх и прижимая ее руками к плечу. Рядом с ней стояли еще несколько девочек-гимнасток, подпрыгивая с ноги на ногу. Дюк с такой же презрительной усмешкой, как у Ванды, несколько минут разглядывал их, затем повернулся к ней. Увидев его лицо, она нахмурилась.

— Перестань! Не смотри так, — проговорила она и шлепнула Дюка по руке.

У входа на стадион в клубах сигаретного дыма стояли двое мужчин.

— Кого я вижу! — сказал один другому. — Наша Ванда-сосулька прибыла.

— Где? — обернулся второй. — Точно, она. Не знаешь, с кем она сейчас потеет?

— Да черт его знает, кто ее охаживает. Наверное, тот, у кого ничего получше нет.