То, что точит ее сердце, как червь, прогрызая себе выход на волю по живому.

Зачем он приехал к ней тогда, этот гад?

И зачем он умер, зачем сдох так убийственно рано?! Ведь одно сознание того, что он жив и процветает, помогало ей, да, вот именно помогало ей все эти годы, доказывая, что...

Что все забыто, а раз все забыто, то...

Из колодца уже никогда никому не выбраться.

И не явится сюда...

Уничтожить ее...

Бумага и ручка всегда под рукой, но там, на террасе, а туда она сейчас не пойдет, потому что там опасно.

Полина Каротеева уселась поглубже в складном шезлонге в тени под грушей. С озера доносились голоса, смех, но сегодня ведь будний день, и это местная детвора и дачники... кто-то в отпуске, как она, кто-то уже на пенсии. И кругом на участках необычайно тихо – не жужжат газонокосилки, не визжат бензопилы. И соседки все дремлют перед телевизорами. Скоро вечер, скоро все оживет, а до этого она не вернется в дом, она останется здесь.

Сон утяжелил ее веки в тот момент, когда она меньше всего этого ожидала.

В саду перед домом, среди зелени и цветов.

На вольном воздухе.

В безопасности.

Сколько она проспала – пять минут или час? Она не успела об этом подумать, открыла глаза, потому что мозг ее, чуткий и настороженный, внезапно подал сигнал... или это тень упала на лицо?

Еще ничего не соображая толком, Полина увидела зеленую листву, потом свои босые ноги, лишенные опоры. Шезлонг под ней заскрипел и начал заваливаться назад, она попыталась вскочить, но кто-то опередил ее сильным захватом сзади, притискивая ее шею и голову к ткани шезлонга, рывком на себя, опрокидывая на землю, зажимая рот.

Она ощутила острую боль в плече.

Мир перевернулся...

И она завизжала, отчаянно отбиваясь вслепую, раня себя, пытаясь вырваться, выбраться из опрокинутого шезлонга.

Но тут по груди ее слева снова полоснула боль... лапа с острыми, как бритва, когтями, сразу доставшими до самого сердца.

Указания следователя Чалова Катя начала выполнять в буквальном смысле – решила пообедать. Городок Ясногорск предлагал на этот счет немало заведений – от «Макдоналдса» (того самого, о котором упоминал Гермес) до загородного ресторана «Солнечная долина». Катя выбрала пиццерию в торговом центре «Мой дом».

Паузу в любом смысле надо сделать, немножко отойти от зрелища неловко торчавшего из гроба мужского зада и ног, облаченных в черные брюки и ботинки из кожи питона.

Кате не терпелось измерить в себе градус черствости, до которой она успела дойти, огрубев на работе. И это же надо... Другой или другая нипочем бы не стал после всего увиденного и пережитого спокойно заказывать пиццу «Маргарита» на тонком тесте. А она вот может, и еще как!

Странно, но этого типа Ковнацкого, которого она видела вчера живым и здоровым и который лгал им, совсем, совсем, совсем не жаль. Больше жаль его мать, уехавшую в свадебное путешествие, его предстоит теперь прервать.

У пиццы «Маргарита», такой аппетитной на вид, оказался вкус картона. Или это лишь почудилось Кате? Можно притащиться в пиццерию обедать после всего увиденного и пережитого на месте происшествия, где зарезали человека, но никто не дает гарантии, что вкус и радость хорошей трапезы пребудут с вами.

Попивая кофе, Катя обдумывала свой визит к Полине Каротеевой. Итак, Чалов, признавшийся, что его прошлый допрос оказался провальным, хочет, чтобы теперь за это дело взялась она. Собственно, именно поэтому он ей и позвонил сегодня и вызвал на место убийства. Следствие по делу заставляет его проверять все досконально, все версии – от недобросовестного компаньона до предполагаемых конфликтов в семье в связи с появлением у гражданки Ковнацкой нового мужа. И на это может уйти бог знает сколько времени. Но мысленно Чалов держит в поле зрения лишь одно – Гаврилова, его посещение похоронной конторы и его самоубийство.

Итак, если Гермес не врет, Ковнацкий и Гаврилов проходили свидетелями по какому-то уголовному делу. По какому? Когда? Это в принципе легко проверить. И что подслушала у двери любознательная кассирша Ускова? Гаврилов тревожился о том, чтобы Ковнацкий о чем-то «не начал болтать»?

Вот и выстраивается уже кое-что похожее на внятный мотив для убийства. Только одно маленькое «но» – Гаврилов несколько дней уже сам мертвец. Если бы в его самоубийстве имелось хоть какое-то сомнение, хоть малейшее, но нет. Чалов уверен, и эксперт-криминалист Сиваков убежден, вся следственно-оперативная группа убеждена в этом результатами осмотра и судмедэкспертизы.

И еще одно «но»: если Гаврилов – неизлечимо больной и решил покончить с собой, то какое ему, собственно, дело до того, начнет ли кто-то что-то болтать после его смерти? Репутация? Он же чиновник высокого ранга...

Когда Полина Каротеева сказала там, в саду, что «он теперь большой человек», она улыбнулась – не зло и не завистливо, не криво, но все равно как-то не по-доброму, как-то вымученно.

А как выманить у нее ту кассету с ее литературным опусом? «Дайте послушать в машине на обратном пути. Пробирает дрожь до костей»?

Катя давно уже расплатилась с официантом, но все сидела за своим столиком, прикидывая и так, и этак, как бы половчее ей начать этот проклятый самостоятельный допрос.

Так ничего и не придумав полезного, она села за руль. Черт, а как добраться в дачный поселок к озеру? Третий раз она туда направляется, и все равно как об стенку горох – беда у нее с этими дорогами и направлениями. Дачный поселок «Сосновый бор», кажется...

Поехали!

Увы, на этот раз она проплутала гораздо дольше (и навигатор не помог) – синий знакомый указатель все никак не появлялся. Вроде и свернула с шоссе правильно, и улица Космонавтов – вот она, потом, кажется, поворот на улицу Первомайская. Вон уже и озеро, но какое-то оно другое... не то, может, это не то озеро? Может, их два тут? Нет, это просто противоположный берег... Как она здесь очутилась, интересно? Теперь тот берег стал противоположным, а ей надо туда, там ведь дачка голубая на пригорке вся в цветах...

Улица Юбилейная... ого, какие тут замки кирпичные под медными крышами... Шлагбаум!

Катя начала разворачиваться на узкой улице. Легко ль тебе, девица? Легко ль тебе, красная? Крохотная машинка слушалась руля, но порой из-за Катиной водительской неловкости впадала в ступор. Тебе ведь развернуться надо здесь? Так давай задний ход, что же ты жмешь на тормоз?

В какую-то секунду Катя совсем растерялась. Чувствовать себя беспомощной за рулем, корячиться вот так на проезжей дороге. Кое-как развернувшись, она поехала назад, свернула налево, потом направо, затем еще раз налево и еще и поняла, что окончательно и бесповоротно заблудилась среди глухих заборов, зелени и шиферных крыш и...