Ксения развязала Степана и Розалию и освободившейся веревкой на всякий случай связала Артема.

– Это чудовище – мой зять! – проговорила старушка печально.

– Да, я так и поняла! Ну, слава богу, он больше не представляет опасности.

– Вы думаете, деточка, это надолго? – Розалия Степановна опасливо взглянула на зятя, который неподвижно лежал на полу у ее ног.

– Может быть, даже навсегда, – Ксения подняла с пола погремушку.

Надо же, как кстати она оказалась в сумке… Хотя… она же точно помнит, что не брала ее с собой. И сумка у нее другая. Чудеса, да и только! Эта погремушка живет своей собственной жизнью!

Розалия Степановна подошла к Артему и внимательно на него посмотрела. Честно говоря, вид он имел жуткий, глаза полузакрыты, и сквозь щелку видны только белки, на губах засыхала пена, все тело ритмично вздрагивало.

– Да уж, – произнесла Розалия. – И почему мне его не жалко? Что ж, тогда, пожалуй, я могу выздороветь. Вы не представляете, до чего мне надоело изображать ненормальную, до чего надоело рассказывать про инопланетян!

– А с ним-то что делать? – проговорил Степан, растирая затекшие руки. – Не хотелось бы привлекать внимание к тете, а это непременно произойдет, если мы вызовем полицию…

– Зачем полицию? – перебила его Ксения.

Ей самой полиция была не с руки.

– Скажешь тоже, – поддержала ее Розалия Степановна, – полиции нам тут только не хватало!

– А куда же его девать?

– Ну, мы же с вами в психиатрической клинике, а он сейчас как раз годится на роль пациента. Нужно только переместить его в другую палату, лучше всего – туда, где держат буйных. Ну ладно, вы пока с тетей поговорите – вам есть о чем, а я выйду, осмотрюсь и найду каталку…

Ксения вышла в коридор, осмотрелась и прислушалась.

В клинике было беспокойно – из разных палат доносились приглушенные крики и стоны, дежурная сестричка – растрепанная, в криво застегнутом халате, бегала из комнаты в комнату.

Должно быть, звук древней погремушки, даже ослабленный толстыми стенами, повлиял на неустойчивую психику пациентов.

Охранник тихо матерился, тыкая пальцем в кнопки телефона, пытаясь, надо думать, найти дежурного врача.

От этого беспорядка Ксения даже выиграла – на нее никто не обращал внимания, всем сейчас было не до нее.

Ксения нашла знакомую кладовку, взяла там два халата – один для себя, другой, побольше, для Степана. Тут же нашла складное инвалидное кресло. Надев халат, вернулась в палату Розалии Степановны.

Там тетя и племянник вполголоса разговаривали о чем-то своем, Артем по-прежнему лежал на полу, но уже начал понемногу подавать признаки жизни.

С помощью Степана Ксения взгромоздила его на инвалидное кресло, вывезла в коридор. Руки пришлось развязать.

Они без проблем миновали главный коридор, открыли дверь и оказались в помещении, где находились палаты усиленного режима, как деликатно назывались в клинике палаты для буйных.

Ксения отсчитала четвертую от угла палату, на двери которой было почему-то написано «Зарянкин».

Ах да, Розалия Степановна говорила, что поменяла таблички. Неужели никто и в палату не заходил? Ну и порядки у них в клинике…

Ксения увидела лежащую на кровати неподвижную фигуру и с трудом узнала в ней Александру. Совершенно бессмысленное выражение лица, похоже, что она спит с открытыми глазами. Небось буйствовала, орала, чтобы выпустили, вот и вкатили ей лошадиную дозу лекарств. Так и надо заразе… Но с другой стороны, это все усложняет, вдруг у нее память вообще отшибет и она забудет, куда дела ребенка? Ладно, с этим потом.

В пациенте следующей палаты Ксения узнала несчастного обокраденного женой Зарянкина.

Универсальный ключ к этим замкам не подходил, так что Ксения достала из кармана халата другой, она нашла его в «Сестринской», куда заглянула, пока искала каталку. Ключ валялся на столе, очевидно, сестричка забыла его, когда собиралась в спешке.

«Сестринская» хранила следы преступного поведения дежурных – диван смят, на столе – остатки еды, и пахло спиртным.

Нет, все-таки ну и порядки в этой клинике, а с родственников небось несусветные деньги дерут…

Зарянкин проснулся от шума и теперь боязливо закрывался рукой.

– Вставайте, Зарянкин, – как можно приветливее сказала Ксения, – переводим вас отсюда назад. Номер своей палаты помните?

– Ше… шестая… – неуверенно ответил Зарянкин, – а… а она где?

– Ваша жена? Она в телевизоре, только телевизор ночью не работает.

Ксения чувствовала себя виноватой, поэтому говорила с Зарянкиным ласково.

Зарянкин встал с кровати и неуверенно побрел к двери.

– И знаете что? – сказала Ксения ему вслед. – Ваша жена на телевидении больше не работает. Ее уволили за профнепригодность, так что ток-шоу ведет совсем другая женщина.

– Да? – Очевидно, сестры никогда не разговаривали с Зарянкиным ласково, так что он растрогался и прижал руки к сердцу. – Спасибо вам, вы просто вернули меня к жизни! – с чувством произнес он и бодро побежал по коридору.

А Ксения с помощью Степана выложили преступного зятя на койку, да еще и привязали ремнями, после чего вернулись в пятую палату, где Розалия Степановна ожидала их уже полностью одетая и с довольно объемистой сумкой.

Сумку спустили в окно, и троица покинула клинику через служебный вход, где снова толклась алкоголичка Катька из двенадцатой палаты. На ней была детская пижама в медвежатах и зайчиках, на ногах – те же кеды со стразами.

– Мужчина, закурить есть? – Она схватила Степана за локоть.

– Отвали ты! – Он резко выдернул руку.

Розалия Степановна тихонько ткнула Ксению в бок – ого, тихоня племянник, видно, потерял терпение, раз так себя ведет. Ничего, ему полезно узнать жизнь, а то совсем заплесневел в музее своем…

Несмотря на то что ночь выдалась такой тяжелой и поспать почти не удалось, утром Ксения встала, как всегда, без четверти семь, натянула спортивный костюм и отправилась на пробежку.

Погода, как назло, испортилась, задул резкий пронизывающий ветер, небо затянули тяжелые волглые тучи, обещающие вот-вот разразиться проливным дождем.

Но ничего не поделаешь, утреннюю пробежку нельзя отменять ни в каком случае.

Уж во всяком случае, не из-за плохой погоды.

Ксения пробежала по обычному маршруту – вокруг своего дома, через двор по узкой гравийной дорожке, потом мимо старых гаражей.

Здесь за ней с истеричным лаем увязалась маленькая грязно-белая собачонка, но Ксения не обратила на нее внимания, не сбилась с ровного, уверенного темпа.

Пробежать по переулку и через проход между двумя шестиэтажными домами, затем через сквер, где ветер срывал с деревьев последние почерневшие листья.

Из сквера Ксения выбежала на проспект, дождалась на переходе зеленого света (при этом она бежала на месте, чтобы не сбиться с темпа