В подобных ситуациях нужны какие-то правила и договоры, позволяющие регулировать поведение, указывающие на нарушение норм и устанавливающие запреты. В детской субкультуре уже имеются такие регуляторы – например, всем известные ритуальные фразы «Стоп игра!», «Три-три – нет игры!». Можно предлагать детям проявлять собственные фантазию, смекалку и придумывать специальные «волшебные» фразы для сдерживания и торможения грубости во время игр.

Наконец, можно превратить в игру саму отработку поведения в пограничных ситуациях. К примеру, поиграть в «Съедобные дразнилки». Цель – учиться контролировать эмоции, справляться с раздражением и гневом.

Ведущий предлагает играющим представить себе, что их что-то разозлило, задело, обидело… Можно открыто и прямо выразить свои чувства: немного поругаться, но не «плохими» словами, а «съедобными». Например: «ты – манная каша (суп, тыква)». Ещё интереснее – задействовать детский интерес к секретным языкам (см. главу 1): пусть малыши придумают какие-то особенные, оригинальные словечки, с помощью которых выражаются гнев, обида, страх, скука, отвращение…

В завершение игры каждый участник обязательно должен сказать другим что-то приятное и ободряющее, так же используя «вкусные» слова. Например: «какие вы красивые – красные землянички»; «ты – конфетка с шоколадной начинкой» и т. п.

Корректируя агрессивное поведение, не менее важно учить ребят правильному – чёткому, доброжелательному, корректному – выражению желаний, чувств, намерений, просьб[33]. Ведь, как мы уже обсудили (в главе 4), дети часто злятся лишь потому, что оказываются не в состоянии сформулировать и выразить мысль, слабо понимают многие смысловые моменты, стилистические оттенки речи, ситуативные нюансы употребления слов. Учёные называют это несформированностью коммуникативно-речевых умений.

Хороший способ чётко, но тактично указать на грубость речи – её окультуренное воспроизведение[34]. Перефразируем обидное высказывание в более приемлемой, корректной форме. Агрессивное действие нейтрализуем заменой мотива. Приведём несколько примеров.

Малыш отобрал у соседа по песочнице формочки и начал демонстративно наполнять их песком. Ты, наверное, хочешь показать Пете, как лепить кулич. Пусть он сам делает, а ты подсказывай, помогай.

«Анька дура! Говорит, что у меня платье некрасивое! А сама вообще уродина!» Как я понял, ты имела в виду «невоспитанная»? Аня говорит про тебя плохо – это верно. Но «уродина» неподходящее слово – скорее «грубиянка».

«Мама обещала пойти со мной в парк и не пошла! Она плохая! Она всё наврала!» Это называется не «наврала», а «забыла» или «ошиблась». А может, у неё появились какие-то неотложные и срочные дела? Давай спросим и всё выясним…

Подобные комментарии, во-первых, выводят общение с детьми на качественно иной, более высокий уровень – демонстрируют желаемый тип поведения, позитивную модель общения, при этом не унижая и не делая скидок на возраст. Во-вторых, позволяют избежать многословия, морализаторства, прямого дидактизма. В-третьих, использование таких фраз оставляет «последнее слово» (фактическую и нравственную оценку) всегда за взрослым, а ребёнок, в свою очередь, не ощущает правильные формулировки как чуждые или навязанные.

Последний момент, к сожалению, учитывается нами далеко не всегда. Стремясь привить детям «хорошие манеры», мы часто сводим воспитательные опыты к занудству и нотациям. Еще меньший успех достигается, когда теория расходится с практикой: объяснения и увещевания не подкрепляются личным примером. Создание «двойных стандартов» речевого поведения приводит к тому, что дети, зная и даже послушно используя «волшебные» слова, делают это в лучшем случае неосмысленно, а в худшем – нехотя, «из-под палки», уступая давлению взрослых. Исключительно из-за нежелания вызвать их недовольство и боязни не получить желаемое.

«Васю заставляют просить прощения. А просить прощения – очень неинтересно и тоже обидно. Вася не просит прощения, пока чаю попить не захочет. Захочет Вася чаю попить, тогда и прощения попросит».

(Лев Давыдычев «Капризный Вася и послушный пёс Атос»)

Бывает, дети искажают саму суть вежливости, вовсе извращают этикетные действия. Комическую иллюстрацию находим, например, у Самуила Маршака:

К тому же свойственный малышам эгоцентризм (см. главу 5) заставляет воспринимать взрослых некими безличными орудиями исполнения желаний (чем-то наподобие ходячих волшебных палочек). Поэтому слова вежливости зачастую выступают в детской речи лишь как формальные словесные усилители – «ускорители исполнения желаний». Сделай «пожалуйста» выступает в значении сделай «быстро», «поскорее», «сейчас же».

Наглядную иллюстрацию этого даёт философ В. В. Бибихин. «У девочки возрастом год и восемь месяцев было впервые замечено… слово „пожалуйста“. В нём не было ни малейшего оттенка вежливости, тактичной просьбы; самые свирепые приказания могли им сопровождаться. Оно несло лишь функцию умножения действенности приказа и, возможно, отвечало также какой-то внутренней потребности грамматически дооформить императив. Могут возразить: полуторагодовалая крошка просто неправильно поняла ваше „пожалуйста“. Конечно, но ребёнок усвоил его в смысле усиления энергии своего требования…»[35]

Нужно учитывать и ещё одну тонкость, точно подмеченную Янушем Корчаком: дети «усваивают язык взрослых избирательно, явно сопротивляясь некоторым общеупотребительным оборотам». Своеобразие восприятия, особенности мировоззрения ребёнка ставят некоторые препятствия на пути усвоения этикетных норм.

Так, развивает свою мысль Корчак, «просить – для ребёнка значит „просить милостыню“ (нищий просит). Ребёнку не по душе этот унизительный оборот. ‹…› Даже обращаясь к взрослым, ребёнок предпочитает форму „пусть мама…“ и только по принуждению „просит“». Аналогичная ситуация – с извинениями: «Словом „понимаешь“ ребёнок заменяет не менее неприятное „прости“. „Понимаешь, я нечаянно. Понимаешь, я не хотел. Понимаешь, я не знал“».