издает ее телефон, лежащий на тумбочке, и машинально беру его в руку. «Двенадцать сообщений от Koschei The Deathless» – высвечивается на экране. У меня неприятно сводит живот.

Если до этого часть меня упорно отрицала наличие чувств к Алене, то теперь она буквально поднимает бунт в душе: «Скажи ей, скажи ей, скажи! Не отдавай ее никому!» И меня вдруг прибивает к кровати осознанием того, что я капитально облажался. Какие еще нужны подтверждения, если меня буквально скручивает от ревности, едва я позволяю себе мысль о том, что Алена может быть с кем-то другим, кроме меня?

Но когда она входит в комнату, я уже «беззаботно» играю на гитаре. Мне нужно было куда-то спрятать глаза и руки, чтобы не выдать свое состояние. Я не могу вывалить на нее все прямо сейчас. А что, если Алена меня отвергнет? Что, если я все себе придумал, или она не чувствует того же? Столько всяких «но». И что вообще делать с Полиной, свидание с которой уже назначено?

– Помнишь, когда нам обоим было лет по четырнадцать, мы круглыми сутками учились играть на этой гитаре? – Спрашивает Алена, усаживаясь на постель.

– Мы стирали пальцы до кровавых мозолей. – Отвечаю я, убирая инструмент в сторону.

– А сколько радости было от первых успехов.

– Ты играла ночами, чтобы днем утереть мне нос. – Говорю я, наклоняясь на подушку.

– Откуда ты знаешь? – Алена ставит тарелку с бутербродами на постель и придвигает ноутбук.

– Дядя Андрей сказал. – Улыбаюсь я. – Тебе все время нужно было соревноваться, и ты ни в чем не хотела мне уступать.

– Просто ты всегда задаешь высокую планку, и мне хочется соответствовать.

– Это давно уже не так. – Говорю я, придвигаясь к ней. – Мне кажется, ты приняла у меня эстафету, и… теперь я в отстающих.

– Люблю побеждать. – Непринужденно смеется она.

Тянется ко мне, и мое сердце на мгновение замирает. Но Алена всего лишь берет с тумбочки свой телефон. Я внимательно слежу за ее лицом, когда она смотрит на экран. Оно буквально расцветает. Вот, что она чувствует, когда видит его сообщения – восторг, трепет, радость. Но на удивление, у нее не возникает желания просмотреть их: Алена убирает телефон на место и падает обратно на постель.

– Врубай! – Командует она, прижавшись затылком к моему плечу.

Я тянусь, чтобы нажать на кнопку, и как бы невзначай слегка меняю позу – так, чтобы ее голова оказалась у меня на груди, а сам обнимаю ее левой рукой. Алена не сопротивляется, раньше такая близость была для нас естественной и не подразумевала никаких скрытых смыслов и подтекстов. Она уютно устраивается в моих объятиях, подает мне бутерброд, и мы начинаем просмотр.

Самое приятное в совместном просмотре фильмов это возможность делить реакцию на двоих. Смешной момент – мы хохочем вместе, страшный – я обнимаю ее крепче, волнительный – она вцепляется в мою руку. Но сегодня я открываю для себя другую, самую волнующую сторону этого действа: когда Алена засыпает на моем плече, я осторожно втягиваю носом запах ее волос, а затем нежно целую ее в макушку.

По моему телу проносится целая лавина ощущений. И почему я не делал этого раньше? Как мне не приходило это в голову? Как у меня получалось сдержаться?

Я целую ее еще раз и обнимаю сильнее. Алена что-то бормочет во сне, а затем поворачивается, кладет щеку мне на грудь и обвивает меня руками. Ее лицо кажется таким безмятежным и чистым, что мне хочется прикоснуться своими губами к ее векам, к носу, к сочному рту.

Но я боюсь разбудить ее. И… разочаровать. И… не знаю, что это за чувства, которые заставляют мое сердце грохотать так сильно, что слышно, наверное, даже на соседней улице.

А Алена не слышит. Она спит на моем сердце, как на чертовой бомбе с часовым механизмом. И не боится ничего.

А я – дурак.

12.2.

АЛЕНА

Город живет ожиданием начала фестиваля. Уличные торговцы с утра устанавливают палатки, раскладывают товар, украшают лавки и готовятся зазывать гостей. Воздух пропитан ароматом фруктов, орехов, кофе и запахом жареного масла – тут и там что-то готовят, варят, поджаривают, поливают соусами и приправляют специями. Центральная площадь Лазорева потихоньку превращается в восточный базар с кучей прилавков, единственное отличие – через каждые тридцать метров установлены каркасы мини-сцен, где будет выступать огромное количество музыкантов и прочих умельцев – от фокусников до гимнастов.

Вечером зажгутся километры гирлянд, и город вспыхнет тысячей огней. Неповторимое зрелище, ради которого сюда каждый год съезжается огромное количество туристов. Я еще раз осматриваю закуток между домами, где нам выделили место для выступлений, проверяю сцену на прочность и удобство, а затем бегу обратно в берлогу, где мы с утра репетируем, словно умалишенные, пытаясь разобраться с оставшимися косяками, которые никак не дают мелодиям обрести идеальное звучание.

Все ребята жутко устали, поэтому, завидев коробку с пончиками в моих руках, они встречают меня радостными возгласами:

– Наша спасительница!

– О, пончики! – Стонет Дрыга. – Аленыч, брат, читаешь мои мысли!

Они накидываются на угощение, точно стая диких волков.

– Давайте, еще пара заходов, – командую я, – и будем выдвигаться на место!

– Так рано? – Засунув целый пончик в рот, удивляется Пашка.

– Пока везем инструменты, устанавливаем, подключаем, настраиваем и чекаемся, пройдет еще часа три-четыре. Так что норм.

– Про себя не забывай. – Подает мне пончик Никита. – Не хочу, чтобы ты упала в голодный обморок посреди выступления. Нам часа три нужно будет отыграть на ногах, и хорошо, если не случится дождя.

Я бросаю взгляд на коробку. Парни, словно саранча, уже уничтожили все ее содержимое. И тот пончик, который протягивает мне Высоцкий, – последний, который достался ему.

– Нет, спасибо. – Отказываюсь я. – Перекусила по дороге.

Это ложь, но я знаю, что у меня хватит сил на весь вечер, пусть лучше он сам поест. К тому же, от волнения перед предстоящим свиданием со Стасом у меня совершенно нет аппетита. Мы договорились, что сходим в парк аттракционов после моего выступления, и мысль об этом заставляет меня жутко нервничать. К слову, у Никиты с Полиной ровно такие же планы, и как бы это не превратилось в свидание «двое на двое»: это будет максимально неловко и странно.

Мы и так почти не общаемся с Никитой. И даже неясно, кто из нас кого избегает.

По дороге в школу мы разговариваем на нейтральные темы, а на занятиях держимся подальше друг от друга. Я делаю это, чтобы не ранить свое сердце, ведь мне давно стоит отпустить Никиту, а он, видимо, так увлечен Полиной, что не знает, о чем со мной говорить. Зато с Кощеевым мы постоянно на связи: вот уж кто ни на минуту не оставляет меня в покое, и пишет, пишет, и при каждом удобном случае подходит ко мне на переменах.

Если честно, я потихоньку втягиваюсь в эту игру. Прежде у меня не было парня, который проявлял бы ко мне романтический интерес, и все происходящее для меня в новинку: приятные слова, комплименты, его попытки побольше разузнать обо мне и стать ближе. Конечно, я активно держу оборону, но, по правде говоря, Стаса это как будто нисколько не смущает, он очень настойчив в своих намерениях и доказывает это каждый день. Я даже немного побаиваюсь его натиска и упорства.

– Ну, что, играем? – Спрашиваю я, возвращаясь к инструменту.

– Угумс. – Отвечает Кирилл, дожевывая пончик и вытирая ладони о брюки.

Он у нас тут самый медлительный, но меня это умиляет: не понимаю, как можно быть столь флегматичным по жизни и так дико лупить по тарелкам, создавая ритм.

– Эй, пожалей брюки! – Восклицаю я. – Забыл, как трудно было их достать?

– Ой. – Неуклюже улыбается он.

Мы с Таей позавчера обошли все секонд-хенды, чтобы отыскать для парней наряды в одном стиле. И пусть они не выглядят идеально, зато гармонируют друг с другом: черные джинсы, брюки, черные рубашки и футболки, много металла в деталях и аксессуарах и разрисованные кожаные куртки. Я с ребятами буду в одном стиле, и только Никита наденет белую рваную футболку: он – солист и должен выделяться.

– А вот и я! – Заявляется Тая, когда мы уже заканчиваем репетицию.

– Мы вроде договорились, что встретимся на месте? – Спрашиваю я, откладывая гитару.

– А ты что, не рада меня видеть? – Морщит носик подруга.

– Если ты принесла пожрать, то мы все тебе рады! – Приветствует ее Дрыга.

– Есть чипсы, будешь? – Она роется в сумке.

– Конечно!

Тая бросает ему пакет, и на добычу тут же слетаются Пашка и Кирилл.

– Какие вы красавчики. – Замечает она,