Тед скривился. Очень смешно. До колик в животе смешно.

— С вами все в порядке, Тед? — Луиза озабоченно заглянула ему в лицо, заметив, как Тед побледнел.

— Да, Луиза, все в порядке. Я пойду.

— Извините, что ничем не смогла вам помочь.

Ему уже никто ничем не может помочь. Ощущая полную опустошенность, Тед добрался до дома. Весь день он только и делал, что подходил к телефону, набирал один и тот же номер и долго-долго вслушивался в длинные гудки, словно сквозь них мог услышать, что происходит в доме Кейси.

Когда на улице стемнело и от этой темноты ощущение одиночества обострилось до крайности, Тед напился. Да так, как не напивался еще никогда. До последней черты, за которой наступила полная чернота.

Возвращаться в реальность не хотелось. Там, во сне, среди кошмаров воспаленного алкоголем сознания, было спокойнее. Ведь Тед знал, что он спит, и в какие бы бездны ни уносился он, то была лишь иллюзия. И эта иллюзия не могла сравниться по ужасу с тем, что происходило наяву.

Но сильно болела рука, и эта боль не позволяла Теду оставаться в призрачном мире снов. Он никак не мог понять, почему же рука так болит. И, чтобы понять, он должен был проснуться.

С трудом открыв глаза, Тед увидел, что он лежит в гостиной на диване. Ему вчера не хватило сил, а может, желания не только добраться до спальни, но и раздеться. На полу, рядом с диваном, валялась пустая бутылка из-под виски.

Тед сел, поднял затекшую от неудобного лежания руку и пошевелил пальцами, сморщившись от боли. Болела не только рука, но и голова, и шея. И душа… Если, конечно, она может болеть.

После контрастного душа стало немного легче, во всяком случае, прекратился гул в голове. По пути из ванной, ни на что не надеясь, скорее машинально, Тед остановился у телефона и набрал номер Кейси. Не стоило даже подносить трубку к уху, он все равно знал, что услышит — бездушные длинные гудки. И вдруг Тед вздрогнул, трубка заговорила женским голосом:

— Алло!

Тед сразу же прижал ее к уху и, дрогнувшим голосом, произнес:

— Кейси? Это ты, Кейси?

— Нет, это не Кейси. — Тед узнал голос Деборы.

Он протер ладонью лоб, ставший почему-то моментально мокрым.

— Дебора, пожалуйста, Дебора, только не кладите трубку! — взмолился он.

— Я и не собираюсь. Я слушаю вас, Тед.

Она назвала его по имени! Тед посчитал это хорошим знаком.

— Пожалуйста, пригласите к телефону Кейси.

Из трубки несколько секунд не раздавалось ни звука. Тед заволновался, не отключилась ли Дебора.

— Дебора… — прошептал он, чтобы удостовериться, что она на месте.

— Кейси нет дома, — наконец сказала она.

— Нет дома, — бесцветным голосом повторил Тед.

Кейси нет дома… Для него ее нет дома. На Теда навалилась такая безысходность, что ему захотелось завыть. Но он все-таки нашел силы спросить:

— А где она?

В трубке опять помолчали, а потом Дебора, глубоко вздохнув, будто собираясь с силами, сказала:

— Сегодня утром Кейси улетела с мистером Гибсоном в Гватемалу.

Сегодня утром… Улетела… В Гватемалу… Гватемала… Черт подери, где она, эта Гватемала? Зачем улетела? Почему сегодня утром?

— Тед, — позвала из трубки Дебора. — Куда вы пропали? С вами все в порядке?

— Я просто обдумываю ваши слова. Я хочу разобраться и не могу. Я не понимаю, что произошло, что творится, я не понимаю. Вы можете мне объяснить, что случилось с Кейси?! — Последнюю фразу он выкрикнул. Громко, зло.

— Тед, успокойтесь и не кричите на меня.

— Извините.

Дебора опять вздохнула.

— Я некоторое время буду в доме мистера Гибсона. Так что вы можете приехать, и мы обо всем поговорим. Если честно, я была против решения Кейси.

— Я скоро буду.

Нажимая в третий раз на звонок, Тед испугался, что ему опять не откроют. Но ему открыли.

— Входите, Тед, — сказала Дебора, отступая на шаг. — И не обращайте на мой вид внимания. Я тут уборку затеяла. А то после отъезда хозяев полный разгром. Вы проходите в гостиную, я сейчас. Только руки сполосну.

Тед прошел в гостиную, остановился на пороге и огляделся. В комнате был кавардак, словно по ней пронеслось стадо слонов. Тед осторожно подошел к столу, отодвинул стул и сел на его краешек. Потом прислушался. Ему так хотелось, чтобы вот сейчас, сию минуту, раздались быстрые, легкие шаги, в комнату вбежала Кейси и бросилась ему на шею. А вдруг так и будет? А вдруг все происходящее глупая шутка, какая-нибудь проверка? Но в доме стояла тишина. Только где-то журчала вода — Дебора мыла руки.

— Они уехали, — сказала Дебора, появившись в гостиной. — И посмотрите, в каком состоянии оставили дом. Не знаю, за что в первую очередь взяться.

— Почему сегодня? Мистер Гибсон ведь планировал уехать в понедельник, — сказал Тед. — И Кейси… Почему она уехала?

Дебора пожала плечами, словно и для нее это было неразрешимой загадкой. Этот жест рассердил Теда. Она же отлично знает, почему так случилось. Он сдержался, хотя ему и хотелось вскочить, подбежать к Деборе и вытрясти из нее правду.

— Может, чаю? — предложила Дебора.

— Нет, — энергично помотал головой Тед.

Неужели она не понимает, что он пришел, примчался, прилетел в этот дом не для того, чтобы выпить чаю?!

— Вы плохо выглядите, Тед.

Тед хмыкнул. Интересно, как он должен выглядеть после двух дней кошмара? Хорошо еще, что он вообще живет, дышит, думает.

Дебора начала перекладывать вещи, наваленные на столе, Тед следил за ее резкими движениями. Потом Дебора оставила это занятие и села напротив Теда. Нервно пробежала пальцами по столу, словно то был не стол, а пианино, вздохнула и, наконец, взглянула Теду в глаза.

— Хочу сразу предупредить, — после некоторого молчания начала она, — что наш разговор происходит по моей инициативе. Кейси была против, да и мистер Гибсон тоже. Я же считаю, что вы, Тед, имеете право знать правду. Вы мне очень симпатичны, поэтому я не могу оставить все, как есть. Жизнь иногда бывает очень сурова к нам, и в том, что случилось, по сути нет ничьей вины. Произошло то, что произошло. Наверное, я все-таки фаталистка, верю в предопределенность судьбы. Мне только бесконечно жаль, что это коснулось моей любимой, несчастной девочки.

Тед молча слушал. Он так устал за эти два дня, что у него не было сил спорить с Деборой, хотя рассуждения о фатализме его всегда раздражали. Он смотрел на жизнь реалистично и считал, что человек — сам хозяин своей судьбы. А в фатализме ищут причину своих несчастий только слабаки.