Главный вопрос заключался в следующем: хватит ли у нее духу отказаться от своих замыслов? До сих пор Сара пользовалась своим планом как предлогом, чтобы уклониться от бесперспективных отношений; предлог был не вымышленный, а реальный, поскольку план выглядел слишком заманчиво, но, по мнению Сары, «любить» значило отдаваться целиком, а ее прежние знакомые таких жертв не заслуживали.

Но если она все-таки начнет встречаться с Кахиллом, а потом, спустя некоторое время, расстанется с ним, то уйдете разбитым сердцем. Это расставание не получится мирным и безболезненным. Сара подозревала, что полюбит Кахилла так, как никого и никогда, — достаточно лишь подпустить его поближе.

Каким бы ни было ее решение, риск оставался огромным. Она рисковала либо полюбить Кахилла и потерять, либо по собственной трусости за всю жизнь так и не узнать настоящей любви.

Ощущать себя трусихой было неприятно.

— Узнаете этого человека? — спросил Кахилл на следующее утро, выкладывая нечеткую фотографию из большого конверта на стол. Фотографию подретушировали и увеличили, но качество ее все равно осталось дрянным. Однако другими снимками Кахилл не располагал.

Сара взглянула на фотографию и решительно покачала головой. Рэндалл, Барбара и Джон обступили стол и уставились на снимок.

— Нет, вряд ли, — с сомнением протянул Рэндалл. — Вот бы увидеть его лицо… Нет, не припоминаю. А в чем дело?

— Он звонил вашему отцу в день убийства из телефонной будки в «Галлериа-сентер».

Барбара вздрогнула, как от укуса.

— Вы хотите сказать, он может оказаться убийцей?

— Такое предположение я пока сделать не могу, — невозмутимо откликнулся Кахилл. — Хотел бы, но не могу. Но ваш отец мог бы предупредить этого человека о том, что ждет гостя, или упомянуть в разговоре еще что-нибудь. Я был бы не прочь побеседовать с ним.

Все вновь устремили взгляды на фотографию, словно сосредоточенность могла извлечь из глубин мозга ускользающее воспоминание. Мужчина на фотографии был подтянутым, в светлом костюме, с аккуратно подстриженными светлыми волосами — или белокурыми, или седыми. Он повернул голову так, что камера зафиксировала только линию его левой скулы и щеки. По такому снимку узнать его мог бы только близкий знакомый.

Сара подала Кахиллу чашку кофе и наклонила голову, всматриваясь в фотографию.

— Он в костюме, — заметила она. — В прошлую среду было тепло.

Рэндалл и Джон одновременно насторожились.

— Слишком тепло, чтобы надевать пиджак, — подхватил Джон, — разве что тем, кто на работу обязан являться в костюмах.

Барбара озадаченно нахмурилась:

— Ну и что?

— Значит, он «белый воротничок», — объяснил Кахилл. — Служащий. Профессионал.

Барбара вздохнула:

— Все друзья отца — служащие.

— Бывшие служащие, — поправила Сара, — в отличие от этого человека.

— Стало быть, он моложе папы, но это и так ясно. Или же он сделал подтяжку. — Барбара обвела пальцем четкую линию подбородка.

— Итак, подытожим, — вмешался Кахилл. — Неизвестный моложе вашего отца, не старше пятидесяти лет, профессионал. Волосы у него скорее всего седые или седеющие русые. Он в хорошей форме, подтянут, ростом около шести футов. Никто не вспоминается?

Все с сожалением покачали головами.

— Если что-нибудь вспомните, сообщите мне. — Кахилл убрал снимок в конверт. — Не ограничивайтесь близкими друзьями — этот человек может оказаться просто знакомым вашего отца.

— Папиных знакомых лучше всех знает Сара, — сообщил Джон. — Все мы давно живем в других городах, поэтому понятия не имеем о людях, с которыми он познакомился недавно. — Он вздохнул. — Недавно — то есть за последние десять лет.

— Нет, больше, — поддержала Барбара. — Мы с Дуайтом переехали в Даллас еще до рождения Шона, а ему девятнадцать. Получается больше двадцати лет. Боюсь, мы ничем не сможем вам помочь, инспектор. Ваша единственная надежда — Сара.

Все повернулись к Саре, а она покачала головой:

— У судьи было множество знакомых. Вечно он кому-нибудь кивал, а потом признавался, что не помнит его имени. Но он рассказывал только о близких друзьях.

— Значит, если этот тип, — Кахилл похлопал по конверту, — больше не позвонит, мы в тупике.

— Боюсь, да — по крайней мере, так мне кажется. Может быть, его узнает кто-нибудь из соседей или друзей судьи? — предположила Сара. — У него почти не было секретов от друзей.

— Обязательно проверю. — Кахилл обвел взглядом остальных. — Мне пора на работу. Может, я чем-нибудь вам помочь?

Барбара печально улыбнулась:

— Мы просто собираем фотографии и личные вещи, которые увезем с собой. Спасибо вам. Я уверена, вы сделаете все возможное, чтобы найти убийцу.

— Конечно, мэм. — Он посмотрел на Сару. — Вы не проводите меня до машины, мисс Стивенс?

День был теплее предыдущего, но Сара на всякий случай набросила куртку. Солнце ярко светило, оттеняя свежие весенние цвета: розовый — азалий, нежно-зеленый — молодой листвы, сиреневый — кизила. Сара прищурилась от слепящего света и приставила ладонь козырьком ко лбу.

— В чем дело, инспектор Кахилл?

— Ни в чем, просто хотел минутку побыть с тобой. Какие у тебя планы на сегодня? Дом выставят на продажу? Что же будешь делать ты?

— Пока останусь здесь. Все они сегодня днем уезжают, а мне придется упаковывать вещи и готовить дом к продаже.

— Ты останешься здесь? В этом доме?

— Так мне будет удобнее присматривать за ним.

— И ты не боишься жить здесь одна?

— Меня беспокоит только, что судья мертв. Мне страшно входить в библиотеку, потому что я видела его там и чувствовала… запах. Но оставаться здесь одна я не боюсь. Думаю, убийца сводил счеты именно с судьей, хотя и не знаю почему. Значит, мне ничто не угрожает. — Она сделала паузу, удивленная выражением, промелькнувшим на лице Кахилла. — Или угрожает? Ты чего-то недоговариваешь?

— Нет, ничего. Думаю, ты в безопасности. Просто ты смелее многих. Мало кто из мужчин согласился бы жить один в Доме, где произошло убийство.

— А кто сказал, что мужчины смелее женщин? Услышав вызывающие нотки, Кахилл усмехнулся:

— Никто. Мужчинам просто свойственно делать глупости — из гордости. Итак, я признался, что все мы кретины. Может, за это согласишься сегодня поужинать со мной?

— Поужинать? С кретином?

— Ты только представь, как это будет забавно.

— Твоя правда. — Она улыбнулась. — Тогда я не прочь, в какое время и куда мы идем?

— В половине седьмого, в какое-нибудь демократичное место — если тебя это устраивает.