Глаза парнишки распахнулись так, что ещё немного, и я без всяких усилий смог бы шагнуть в них, словно в зеркальную залу.

— Вы… инквизитор?

Я согласно кивнул, нетерпеливо переступив с ноги на ногу. Спору нет, общаться с подрастающим поколением, конечно, мило, но уж больно долго и утомительно! А времени у меня мало и с каждыми новым днём становится всё меньше.

— Так я пройду?

Мальчуган кивнул, послушно отпрянул в сторону, но когда я уже направился по коридору, в спину мне прилетел трепещущий, точно флажок на ветру, голос:

— Постойте, я провожу!

Вот что ты станешь с этим юнцом делать! И отказываться нельзя, ибо не положено по тюрьмам даже инквизитору в одиночку разгуливать. А вдруг я чужой облик принял, чтобы Веронике помочь бежать (неплохая, кстати, идея, можно рассмотреть как самый крайний вариант). Мальчишка, топая и громко пыхтя, догнал меня, нос рукавом вытер и пошёл рядом, так старательно изображая грозного стража, что от усердия даже в ногах путался, два раза вообще чуть на пол не загремел. Пришлось во имя сохранности тюремного гарнизона и сбора способных оказаться ценными сведений отвлекать паренька беседой. К моему искреннему огорчению мальчуган ничего внятного и полезного сказать не смог, лишь поделился со мной слухами, страшными и сильно устаревшими. Что ж, учитывая, что главный источник информации для этого бравого стража его матушка, к ней можно не заходить. А может, она и есть преступница? Я быстро проверил отпечаток ауры паренька. Нет, никаких страшных преступлений его родители не совершали, иначе это неизбежно отразилось бы на мальчишке.

— А вы не боитесь к ведьме-то идти? — прошептал парнишка, остановившись перед камерой и неловко отцепляя от пояса связку ключей.

Я отрицательно покачал головой, нетерпеливо глядя на то, как юный страж возится с замком. Ну же, давай уже!

— Прошу, — мальчик, наконец, распахнул дверь, но тут же всполошился и опять воинственно выпятил грудь. — Я с вами пойду!

Этого мне ещё не хватало! Я окинул мальчишку профессиональным ледяным взглядом инквизитора и процедил:

— Зачем?

Малец смешался, но не отступил, губы надул:

— Для порядка. А вдруг ведьма вас приворожит или вообще заколдует.

Я обалдеваю с этих юнцов желторотых! Они что, вообще ничего, кроме старых сказок, не читали?! Да если бы ведьма, попавшая в тюрьму, могла использовать магию, чего бы ради она оставалась торчать за решёткой?! Во имя экзотики и острых ощущений что ли?! И вообще, заявить инквизитору, что его может приворожить или заколдовать ведьма, да ещё и арестованная, то есть заведомо лишённая сил… С тем же успехом можно назвать дракона червё м с крыльями, а оборотня — собакой лишаистой. Видимо, всё, что вертелось у меня на языке, отчётливо проступило и на лице, потому что мальчуган смешался, потупился и покорно отступил в сторону. Я шагнул в камеру и, каюсь, не утерпел, изо всех сил бухнул дверью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты чего буянишь? — Вероника, до этого любовавшаяся кусочком неба через зарешёченное окошечко, спрыгнула на пол и подошла ко мне, чуть склонив голову к плечу и застенчиво улыбаясь.

При виде родной и желанной чародейки мой гнев молниеносно улетучился. Я сгрёб пискнувшую от неожиданности девушку в объятия, жадно поцеловал сначала в макушку, потом в кончик носа, а потом хотел припасть и к губам, но Вероника мягко положила свои пальчики мне на уста.

— Что случилось, Тобиас? Кто тебя рассердил?

В нежном голоске отчётливо звучала тревога, между ровно очерченных бровей пролегла морщинка беспокойства. Я насмешливо фыркнул, вспомнив юного стража:

— А, не обращай внимания. Стражник у тебя сегодня совсем мальчишка, сказал, что ты меня можешь заколдовать.

— Это в тюрьме-то? — серебристо рассмеялась Вероника и от нежных переливов её смеха у меня в груди словно целое озеро сладкого сиропа растеклось.

— Говорю же, совсем пацана поставили, — я прижался лбом ко лбу Вероники.

Чародейка расслабленно вздохнула, но тут же напряглась, попыталась отстраниться. А вот фигушки, нипочём не отпущу! Я затянул Веронику к себе на колени, прижал крепче, всем своим видом давая понять, что ни за что её больше не отпущу. Хватит, мы и так целых пять лет потеряли, мыслями дурными да тоской себя изводили.

— Подожди, Тобиас, — Вероника вздохнула, погладила меня по щеке, — мне тебе сказать кое-что нужно. Важное.

— Даже если у тебя муж и десять детей, я всё равно от тебя не отступлюсь.

Вероника приподняла голову, пытливо заглянула мне в глаза:

— А если чёрный мор разразился по моей вине? Если из-за того, что я пыталась избавиться от проклятия, в Лихозвонье смерть пришла?

Наставники утверждали, что косвенная вина — это всё равно вина и наказание за неё суровое, пусть и не смертная казнь, но пожизненное заточение и лишение всех магических сил. Только я для себя уже давно всё решил. И впервые за долгое время мне было наплевать не только на мнение наставников, но даже и на саму справедливость.

— Что бы ни случилось, я тебя не брошу. Ты моя. А я твой.

Вероника вздохнула, глазами решительно сверкнула:

— Тогда слушай.

Признаться, первой моей мыслью, когда я только узнал о том, что Вероника проклята, было предположение, что это дело рук моей матушки. Догадка мелькнула и пропала, ведь это форменное безумие — подозревать дочь, жену или мать инквизитора в том, что она прибегла к чёрной магии! Только вот, как это чаще всего и бывает, первая догадка оказалась самой верной. Нет, совсем не зря я рассорился с матушкой после исчезновения Вероники, не зря кричал, что это она меня невесты лишила. Я крепко обхватил норовящую рассыпаться от свалившихся на неё откровений голову и приглушённо застонал. Теперь понятно, почему мама сгорела от лихорадки так быстро, и даже самые опытные целители не смогли ей помочь. Чёрная магия страшна не только тем, что действует практически на всех, она ещё и забирает того, кто ей пользуется, и помочь этому несчастному не может уже никто.

— Прости, — Вероника виновато вздохнула, потянулась было ко мне, но дотронуться не решилась, — я не хотела тебя