– Не беспокойтесь, первый класс у нас тихий, – заверила его завуч, молодая женщина с кудряшками и комсомольским значком. – Есть даже пионерский отряд, дети-то разного возраста, некоторые только в одиннадцать-двенадцать лет первые буквы писать учатся. Хорошо, что вы, товарищ, за сиротками приглядываете, время сейчас сложное, хоть жизнь и налаживается. Я напишу список, чего купить нужно, и передам вместе с девочкой. Особенно с бумагой и карандашами проблема, чуть ли не на кусках обоев пишут. Директор даже хотел из книг вырвать свободные листы, кое-как отстояли нашу библиотеку – хорошие книги, а не всякую буржуазную чушь, вот ее не жалко.

– Тут и библиотека есть? – Травин уже к двери потянулся, чтобы уйти.

– Вместе с городским архивов. Когда революция была, свезли сюда бумаги, да так и оставили. Часть в первые годы сожгли, топить ведь надо было чем-то, остальное потихоньку забирают для своих нужд, вот, к примеру, коммунхозотдел ваш часто домами интересуется, ну а то, что к временам царизма относится, похоже, никому не нужно.

– Что, так никто и не интересуется?

– Нет, – завуч покачала головой. – Историк наш, Иван Андреевич Топольский, иногда копается, сортирует, но похоже, уйдет это все это тоже в печь. Как пережиток проклятого прошлого.

– А этот ваш Иван Андреевич что, в истории города хорошо разбирается?

– Лучше бы он так в новой революционной истории разбирался, – нервно дернула плечами завуч. – Держим его по причине возраста, не выбрасывать же на улицу. И молодых специалистов никак не дождемся, обещали на его место прислать из Москвы, но так пока и нет никого.

Травин достал из кармана серебряный кругляш.

– Нашел тут вещицу, вот интересно, кому она принадлежала.

– Это вам, товарищ, точно к нему. Идите в шестнадцатый кабинет – там номер мелом на двери написан, у Ивана Андреевича только второй урок будет, а сейчас он у себя сидит, все пишет чего-то, – по тону завуча было понятно, что она такое не одобряет. – А как освободитесь, или если нужда какая, заглядывайте почаще. И надо вам выступить с рассказом о войне, у нас актив собирается, герои революции иногда заглядывают. Да и я бы послушала с удовольствием.

Сергей пообещал, что обязательно расскажет, как только разберется с нэпманами, и пошел искать Топольского.

Историк нашелся там, где завуч и сказала – просторный класс с кафедрой был практически пуст, только в углу, возле окна, за столом сидел старичок в опрятном костюме и что-то писал, обложившись книгами. На появление Травина он отреагировал нервно, прикрывая исписанный лист рукой.

– Что вам угодно? Я занят, вы же видите.

Сергея смутить было трудно, он пододвинул стул, присел рядом с Топольским, отчего тот нервно икнул. Достал из кармана пуговицу и в двух словах объяснил, где ее нашел. Старик оживился.

– Дом купца третьей гильдии Мошнева, – тут же сориентировался он. – Отличное здание, скажу вам, построено в шестидесятых годах прошлого века и до революции было, почитай, в одних руках – от отца к сыну передавалось. Но к той побрякушке, что вы нашли, никакого отношения не имеет, ни Савва Нилович Мошнев личного герба не выслужил, ни его внук, который в Белую гвардию подался и где-то сгинул. Знаете ли вы, молодой человек, что всех знатных людей в России записывали в родословные книги, которые состояли из семи частей? Тот герб, который вы мне показываете, выглядит довольно древним, и его обладатель наверняка находится в четвертой или шестой части, смотрите – подкова и крест явно польского происхождения, многие поляки, или тогда еще литвины, перешли на службу к царю Михаилу Федоровичу да сынку его Алексею Михайловичу, да и потом, до того, как Польша в состав Российской империи вошла, часто подданство меняли. А уж когда частью Российского государства стала, так всех и внесли, почитай, ляхов этих там треть, не меньше.

– И что, родословные книги такие в архиве есть?

– Бог с вами, – замахал руками историк. – Откуда здесь? Мы же город провинциальный, у нас только алфавитные списки для дворянского собрания составляли. Этим уездный предводитель занимался, упокой его душу, я-то раньше аптекарем был, а архивом так развлекаюсь, для души. Знаете что, если вдруг попадется что-то похожее, я вам сообщу. Вы заглядывайте иногда, вдруг что-нибудь найду. У вас все?

Историк аккуратно перерисовал герб, вернул пуговицу Травину, демонстративно перевернул страницу книги и громко заскрипел пером, показывая, насколько он занят.

Пока Сергей мотался по городу, распугивая коммерсантов, он обдумывал разговор с Мальцевым. Похоже, следователь в раскрытии дела особо не продвинулся и о четвертом участнике ограбления ничего не знал. Куда делся бородатый мужик, неизвестно, но если он остался жив, то обязательно всплывет где-нибудь – фигура колоритная, да и воровское дело такое, что если уж занялся, то бросить трудно, затягивает. Постепенно выстраивалась цепочка личностей, которым до Травина было дело, а следовательно, и ему до них.

Во-первых, этот бородатый. Найти его пока не представлялось возможным – если выжил, то в город не поедет, пока все не уляжется, а по окрестностям его искать дело гиблое.

Во-вторых, рябой брат Любы. Сергей после слежки пару раз с ним виделся в доме у Акимкиных, но тот виду не подал, что им, Травиным, интересуется. Даже наоборот, как-то сторонился. Значит, те, кто его послал, или узнали, что хотели, или послали следить кого-то другого, поопытнее и понезаметнее. У Любы Сергей выяснил, что Сенька водит дружбу с местным ворьем, особенно у него в приятелях некие Кучер и Весло. Первого звали Иван Кудрин, а второго – Гриша Лодочников. По словам машинистки, эта парочка занималась мелким воровством, то угонят телегу, разберут и продадут, то нэпмана обнесут. Ничем серьезным они, опять же по уверениям Любы, не занимались, но, думалось Сергею, откуда ей знать. Про эту же парочку Петя говорил.

Значит, третьими были эти Кучер и Весло, не могли те, кто нанял Сеньку, мимо них пройти. Значит, еще и наниматели прилепились. Кроме как на складе, Травин тут нигде в чем-то криминальном не засветился, вполне возможно, эти наниматели и были настоящими организаторами ограбления, а где одно, там и остальные. Про то, зачем это частникам, была у Сергея коекакая мыслишка, размытая, на уровне предположений и догадок, и пока еще не оформившаяся, нужно было только проверить кое-что. И тогда в выстроенную цепочку могли добавиться новые персонажи.

Еще одну идею подкинул владелец чайной, в которую Сергей заглянул перекусить, а заодно и проверить на предмет сохранности народного имущества.

– С тех пор, как Панченко помер, спокойнее стало, – толстощекий коммерсант только что не из кожи лез, стараясь изобразить образцового арендатора, и пел как соловей. На него, как и на других, кого Сергей проверял, при виде инспектора нападала разговорчивость. – Нападения-то на наших прекратились.

– На кого это на ваших? – Травин осмотрел подсобные помещения, тайных борделей не нашел и принялся за инженерные системы.

– На коммерсантов. Уж мы стараемся, чтобы все требования новой власти выполнить, аж ночами не спим. Так этот Панченко местным бандитом был, в страхе весь уезд держал. Говорят, он и резал, а его подручные помогали, да и милиция вон ножик нашла, вроде как этого поганого убийцы.