Мне нравилось наблюдать, как Матвей тщательно расставляет чистые тарелки – мы с ним только что пообедали запеченным в духовке мясом с картошкой, – как аккуратно убирает керамическую форму и так тихо, без всякого стука, закрывает дверки шкафчиков.

Кофе уже остывал на столе – мой совершенно черный и несладкий и кофе Матвея с молоком и сахаром.

– Может, книгу оставишь у меня? – предложил Матвей. – Не стоит с ней ходить на кладбище. И вообще незачем ее таскать везде.

– Чтобы ее тут своровали? Судя по всему, ведьма не боится твоих охранных браслетов и свободно проникает к тебе в дом. Берем книгу с собой, так будет лучше.

– А если встретятся братья Вивчары, как в прошлый раз? – напомнил Матвей. – Тогда едва не нашли у тебя эту книгу.

– Будем внимательны и сразу сбежим. Я почему-то уверена, что книга должна быть в моем рюкзаке. Может, это интуиция? – Я усмехнулась и продолжила мысль: – Может, во мне заговорили гены моего отца, и я предчувствую правильное решение?

– Я в такое не верю. Гены не умеют говорить. Но пусть книга будет у тебя, я тоже теперь ни в чем не уверен. Пошли тогда, что ли…

Мы допили кофе и отправились на старое кладбище, предварительно надев браслеты-обереги. Не следовало привлекать к себе внимание людей.

А город словно замер. Словно переваривал страшные события и никак не мог прийти в себя. Людей на улицах почти не встречалось. Конечно, воскресенье, послеобеденное время – большинство отдыхало дома. Но нам не встречались даже дети – никто не гонял на велосипедах и самокатах, не мигали огоньками гироскутеры, не звучали детские голоса и не скрипели многочисленные качели.

Мы спокойно добрались до кладбища, набрали земли в пластиковые маленькие мешочки, после сели на старую скамейку и какое-то время посидели, наблюдая за облаками и лениво переговариваясь. Матвей казался задумчивым и серьезным, впрочем, он всегда таким был.

Я лениво думала, что все эти страшные приключения немного разнообразили мою жизнь и придали ей остроты. Как будто до этого я питалась только детской безвкусной едой, а теперь наконец могу есть пиццу, жареное мясо и китайские приправы.

Мне это нравилось, и я не хотела, чтобы наши приключения заканчивались. Время от времени дотрагиваяась до своего рюкзака, я думала, что никому не отдам книгу Желаний. В конце концов, всегда можно записать следующее желание, если оно появится.

И в этот момент появилась мавка Руська. Она выступила из леса и при солнечном свете показалась бледной и нереальной – настоящим призраком. Руська помахала рукой, и Матвей ее заметил.

– Ну все, теперь прицепится. От нее так просто не отделаешься… – буркнул он.

– Дай ей конфету, у тебя есть в кармашке мятные леденцы, – напомнила я.

– Еще не хватало кормить всякую нечисть сладостями.

– А ты попробуй.

Матвей скривился, поднялся, и мы направились к лесу, потому что мавка махала нам руками и прыгала чуть ли не до верхушек деревьев, желая привлечь внимание.

– Она не нападет? – уточнила я на всякий случай.

– Чего ей нападать? Она же ребенок. Так и осталась ребенком, не выросла. А дети не желают зла другим детям.

– Наивный.

– Маленькие дети, я имел в виду, не школьники.

Матвей протянул Руське конфету, и та уставилась на нее, как на чудо.

– Это зачем? – спросила она.

– Тебе. Просто так. Угощайся. Разверни бумажку и попробуй.

Мавка зажала в руке конфетку и заговорила, торопливо и нервно:

– Они не вернулись в свои могилы. Те две ведьмы, которые вас встретили ночью и напали. Их могилы пусты. Пошли, вы должны посмотреть.

– Зачем? – не поняла я.

– Как не вернулись? Где же они?

– В городе. – Руська глянула большими бледно-голубыми глазами и пожала плечиками. – Они в городе. Теперь там непонятно что творится. Кто-то дал им возможность ходить ночами не только в полнолуние, чтобы пользоваться силой из нескольких колодцев. Кто-то очень могучий.

– Ладно, пойдем посмотрим, – согласился Матвей.

При свете дня лес не казался страшным, наоборот. Сосны и дубы приветливо качались, трава шелестела, и все лучилось весенним теплом и радостью. Мы добрались до старой хаты деда Стефана, миновали ее – я быстро глянула на плотно закрытую дверь и отвела глаза. Медвежье пугало все так же караулило заросший травой огород, и над его головой летали мелкие пичужки.

Мы углубились в чащу, деревья вокруг становились все гуще и выше. Солнце вдруг померкло, скрытое облаками, и в странном лесном сумраке мы увидели две пустые могилы. Они выглядели как продолговатые ямы. Черная земля, раскиданная вокруг них, лежала жирными комьями.

– Ты должен это знать, внук Стефана. Потому что ведьмы захотят тебе отомстить. Ведь это твой прадед убил их, – пояснила Руська и несмело улыбнулась.

Моя мать терпеть меня не могла. Ее раздражал один лишь мой вид, видимо, поэтому она считала, что обязана делать замечания своей непутевой старшей дочке.

Черная помада – это сплошная безвкусица, она уродует меня и делает похожей на скелет. Сережка в носу вульгарна, прическа слишком мальчишеская, в ней нет ничего женственного. Мои черные ногти вызывают отвращение, моя черная одежда похожа на траур. И я в жизни не выйду замуж, потому что похожа на страхолюдину. Вот основные мысли, которые мать доносила до меня еженедельно. Еще немного возмущения по поводу того, что часто сижу в интернете, и люблю (?) спать до обеда.

Я давно бросила попытки заслужить расположение этой женщины. А ведь когда-то мне хотелось стать такой же милой и послушной, как Снежанка. Я даже старательно училась и приносила домой только хорошие отметки, чтобы впечатлить свою мать. Помню, как-то я получила по десять баллов за несколько контрольных и положила раскрытый дневник на кухонный стол, чтобы сразу было видно мои школьные успехи. Мать пришла с работы и плюхнула на стол сумку с продуктами – прямо на мой раскрытый дневник.

– Ну ма, там же дневник! – возмутилась я, видя, как намокают странички от пролившегося в материнской сумке молока.

– А чего ты разбрасываешь свои вещи!

Сколько раз говорила, чтобы была аккуратнее! Посмотри на Снежанку, у нее все в стопочках и на полочках, ничего не валяется!