Командование Восточного фронта в лице уже «забронзовевших» Гинденбурга и Людендорфа настаивало на перенесение главных усилий на Восток. Гинденбург, как всегда самоуверенно, предлагал «поставить Россию на колени» и тем самым заставить Запад пойти на мировую или на значительные уступки. Прежде всего, герой Таненберга уповал на слабость русских войск, особенно их командования и, конечно, на недостаточное материально-техническое обеспечение русских армий. Подкреплял свой главный аргумент Гинденбург угрозой вторжения русских армий в Германию и Австро-Венгрию, резким ослаблением австро-венгерских войск, разбитых как в Галиции, так и в Сербии, невозможности их сопротивления без перемешивания с германскими войсками, выходом Австро-Венгрии вообще из войны. Аргумент действительно весомый, но для Гинденбурга не главный. Он грезил разгромом слабых «русских дикарей», рисовал радужные планы в случае победы снятия с русского фронта и направления во Францию более 100 дивизий, обеспечения за счет России промышленности сырьем, а населения продовольствием.

Фалькенгайн вполне справедливо считал эти наполеоновские планы утопией. Он сомневался в том, что «война должна быть выиграна на Востоке» и что после победы там Запад пойдет на уступки. «Никакой исход на Востоке, – писал он, – как бы он ни был решителен, не мог снять с нас необходимости борьбою достигать решения на Западе… На безбрежных пространствах России были бы уложены те силы, без которых нельзя было обойтись во Франции. И можно ли достигнуть желанной цели против восточного колосса? Этот вопрос остается совершенно туманным. Опыт Наполеона не вызывает на подражание его примеру». Вильгельм доверял Фалькенгайну, но на него давил канцлер Бетман-Гольвиг, ярый сторонник командования Восточным фронтом. Военная целесообразность смешивалась с политической, и Фалькенгайн, как разумный человек, не мог этого не понимать. Он не хуже Гинденбурга видел и знал, что главный союзник Германии – Австро-Венгрия – стоит на грани поражения и развала, что русские войска стоят в Карпатах и в любой момент готовы спуститься на Венгерскую равнину или ударить на Краков в подбрюшье Германии. Да и от Варшавы, от границ Восточной Пруссии до Берлина было рукой подать. А была еще Сербия, только что наголову разбившая австрийские войска. Была еще Италия, уже готовая ударить по австрийским Альпам. Были сомневающиеся Румыния и Болгария. Одним словом, спасение Австро-Венгрии стало жизненно необходимым условием продолжения борьбы. В окончательный разгром России Фалькенгайн не верил, но существовала вероятность нанесения ей чувствительного поражения и возможного сепаратного мира. Не учитывать этого он не мог, хотя события 1918 года подтвердят сомнения Фалькенгайна. Выход России из войны отнюдь не помог германцам победить Запад. Так или иначе, Фалькенгайн, а с ним и Вильгельм, вынуждены были согласиться со своими оппонентами.

Разведывательные данные подтверждали уверенность германского Генерального штаба в том, что англо-французское командование отказалось от решительных стратегических действий. Собственно, никто этого и не скрывал. «Мы предоставили Россию ее судьбе», – признается Ллойд Джордж. «Спокойствие, воцарившееся на Западе, – замечает Н. Н. Головин, – наводило немцев на мысль, что французское и британское главнокомандование окажутся более эгоистичными, чем русское, что армии наших союзников не проявят такого же жертвенного порыва для того, чтобы оттянуть на себя германские силы, как это сделала русская армия в кампанию 1914 года, что помощь союзников ограничится формулой “постольку поскольку”, а при таких условиях немцы смогут спокойно навалиться всеми силами на Россию». Я не вижу особого злого умысла со стороны Запада. Нельзя забывать о том, что, несмотря на де-факто существующий союз Антанты, даже формальной договоренности о координации действий, совместных планах между союзниками так и не появилось к концу 1914 года. Каждый воевал в одиночку в силу своих возможностей и способностей. Англичане и французы имели право выбрать для себя путь позиционной борьбы, накопления сил и средств для будущих решительных сражений. В Берлине же всерьез решили, что смогут в 1915 году вывести Россию из войны. Готовился гигантский охват всего русского фронта от Балтики до Карпат, конечно, с деблокадой Перемышля. Немецкая военная машина заработала на полную мощь. В Восточную Пруссию ушел тот единственный резерв, о котором писал Фалькенгайн – четыре новых «молодых» корпуса. С Запада потянулись снимаемые с позиций дивизии и корпуса. Военный агент во Франции «красный граф» А. А. Игнатьев доносил, что «идет переброска сил на Восточный фронт. По многим признакам немцы сняли с фронта большую часть тяжелой артиллерии». День и ночь в Германии и к востоку от Вены стучали на железных дорогах колеса тысяч эшелонов, перевозивших на восток, на русский фронт войска, оружие, боевую технику и боеприпасы.

Надежд у России на союзников оставалось все меньше и меньше. Тем более удивительно решение русского командования по планированию кампании 1915 года. Зная о намерениях противника, о колоссальных проблемах в комплектовании и снабжении своих войск, из всех вариантов оно выбрало худший. Судите сами. Главное, в чем надо было определиться, это наступать или обороняться в начале кампании 1915 года. Запад, как мы видели, принял оборонительную стратегию. Мы же, как и год назад, решили наступать. Даже поверхностный взгляд на соотношение сил на фронте не мог не вызывать сомнений в правильности такого решения. Хотя формальных причин для беспокойства не было. От Балтики до Пилицы нашим 53 дивизиям Северо-Западного фронта противостояло только 33 германские дивизии. На Юго-Западном фронте против наших 47 дивизий противостояло 48 дивизий противника, в основном австрийских. На всем восточном театре военных действий нашим 99 пехотным дивизиям противостояло 83 австро-германских. В резерве у Ставки имелось 5 пехотных дивизий, Гвардейский корпус и 4-й сибирский корпус. В пехоте силы были практически равны, в кавалерии мы в два раза превосходили противника, а вот в артиллерии он превосходил нас в два раза. Но катастрофическое положение со снабжением войск всеми видами и образцами вооружения и военной техники, от тяжелой гаубицы до винтовочного патрона, недостаточная боевая подготовка прибывающего на фронт пополнения сводили на нет кажущийся паритет в силах и средствах.

И тем не менее фактически на всех уровнях, от Ставки до армейского командования включительно, предлагаются самые активные, наступательные действия на всех направлениях без исключения. Справедливости ради надо отметить, что некоторые русские военачальники понимали пагубность такой стратегии и говорили об этом открыто. Более того, сам Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич в директиве фронтам писал: «К сожалению, мы в настоящее время ни по средствам, ни по состоянию наших армий не можем предпринять решительного общего контрманевра, которым мы могли бы вырвать инициативу из рук противника и нанести ему поражение в одном из наиболее выгодных для нас направлений. Изначально надо было обороняться». С ним соглашались и командармы Брусилов, Радко-Дмитриев, Лечицкий, Сиверс. Но здесь-то и сказалась совершенная раздробленность русского верховного командования. Командующие фронтами мало считались с Верховным командованием и выходили прямо на государя со своими предложениями, а Верховное командование и само не имело четкой позиции, пытаясь подстроить свои планы не только под военную, но и политическую, придворную целесообразность. Неудивительно, что разработанный генерал-квартирмейстером Ставки генералом Даниловым план операций на 1915 год носил весьма агрессивный характер. Какая уж тут стратегическая оборона. Планом предусматривалось нанесение главного удара на Берлин через Восточную Пруссию. План почти полностью совпадал с предложениями командующего Северо-Западным фронтом генерала Рузского. Тот еще предлагал для нанесения главного удара на Остельбург-Сольдау сформировать новую 12-ю армию. Осуществить такой прорыв, учитывая печальные итоги кампании 1914 года, было весьма проблематично, хотя Данилов в своем докладе 15 января не сомневался в «решительном успехе». Как всегда не в меру эмоциональный историк А. Керсновский не сдержался: «Русский исследователь войны не может читать этой записки (Данилова. – С.К.) без скорби и негодования». Но это еще полбеды. Командующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов выступил с собственным планом ведения кампании, вернее планом, разработанным его начальником штаба генералом Алексеевым. План предусматривал выход с Карпат на Венгерскую равнину, разгром австро-венгерских армий и вывод Австро-Венгрии из войны вообще. На северо-западе Алексеев предлагал уйти из Польши, с немецких границ и спрямить фронт. План прежде всего был доложен государю и потом представлен в Ставку. Как это ни удивительно, но Ставка легко уступила настояниям Иванова, и, наряду с планом наступления в Восточной Пруссии, принимался параллельный план вторжения в Венгрию.