События 1915 года часто сравнивают с событиями 1942 года. Действительно, есть много общего, в том числе в несопоставимости напряженности, масштаба сражений в России (СССР) со сражениями на других военных театрах. Без России вообще картина близка. Зимой 1915 года Западный фронт стоял. В 1942 году его вообще не было. Вступившая в войну с Японией Америка воевала все-таки на другом краю планеты. Правда, англичанам доставалось в Сингапуре и Бирме, как ив 1915 году в Дарданеллах, но основные события определялись в борьбе с Гитлером. В этой борьбе сухопутный фронт существовал только в Северной Африке. 8-я британская армия в начале января нанесла поражение немецко-итальянским войскам, вынудила их покинуть Киренаику. Но уже 21 января немцы, водимые легендарным «лисом пустыни» генералом Роммелем, перешли в контрнаступление и к 7 февраля вернули все утраченное. Пожалуй, важным отличием двух кампаний 1915 и 1942 года явилось создание в январе 1942 года объединенного комитета начальников штабов США и Великобритании, в задачу которого входили координация военных усилий двух государств и установление военного сотрудничества с другими союзными державами. В 1915 году такой координации не было.

Подвести итоги кампании начала 1915 года на западном театре военных действий, на мой взгляд, можно лаконичной фразой германского военного историка Х. Риттера: «Войска, не освоившиеся с новыми условиями боя в позиционной войне, “повоевывали” без особых высоких целей, более из чувства долга, усвоенного в мирное время, чтобы не давать противнику покоя. Разыгравшиеся бои с ограниченными задачами входили в существо крепостной войны, им не присваивалось никакой стратегической цели».

Другое дело события на Восточном фронте. О планах сторон мы уже говорили. И эти планы, как ни странно, были хорошо известны и немецкому и русскому командованию. Заслугу эту могут между собой поделить военная разведка и огромное число так называемых агентов влияния при обоих императорских дворах и в кулуарах парламентов. Итак, русская 10-я армия генерала Сиверса, предназначенная для флангового обеспечения главного удара вновь сформированной 12-й армии генерала Плеве, первой начала активные боевые действия в 1915 году. Двинувшись вперед, она в январе месяце подошла к линии Мазурских болот. Перед русскими войсками встали занесенные снегом, опутанные колючей проволокой высоты – заблаговременно подготовленный многополосный рубеж обороны. Атаковать сплошную укрепленную полосу русским войскам еще не приходилось, и первые же атаки закончились быстрым огневым поражением. Началась медленная подготовка к постепенной атаке этой укрепленной позиции. Поскольку артиллерия 10-й армии испытывала острую нехватку боеприпасов, болотистый грунт препятствовал проведению сапных и минных работ, подготовительный процесс затянулся, и армия встала, засела в окопах, теряя веру в собственные силы. Вообще говоря, против наших 11 дивизий в 170 тысяч человек у немцев имелось 8 дивизий в 100 тысяч человек. Но, во-первых, русские войска растянулись в одну линию на 180 километров фронта, немцы же находились на укрепленных позициях с флангами, прикрытыми лесами и болотами. Во-вторых, сильно развитая сеть железных дорог хорошо обеспечивала тыл противника и позволяла ему в кратчайшее время сосредоточить в случае необходимости на узком участке фронта значительные, многократно превышающие русские войска, силы. В-третьих, успех наступления во многом зависел от одновременности удара 10-й армии и главной 12-й ударной армии, которая все еще готовилась к решительному наступлению. Наконец, нельзя не отметить моральное состояние войск. Немецкие солдаты и офицеры, сытые, отдохнувшие, стояли на рубеже родной земли и не имели и тени сомнения в своей обязательной победе над русскими варварами. Русские же варвары, особенно нижние чины, воочию увидев прекрасные селения, дороги, ухоженные леса и поля Восточной Пруссии уже зимой 1915 года, никак не могли понять, зачем немцу нужна наша нищая дикость. «Немцу незачем идти к нам – нищим, – рассуждали в русских окопах, – когда у него и своего добра много, а нам, в свою очередь, совсем не нужно проливать крови, чтобы отнять у них добро, нажитое трудом». О каком уж тут эффективном наступлении можно было говорить?

Между тем Гинденбург, не получивший поддержки своего плана окружения всего Северо-Западного фронта, задумал устроить-таки малые Канны – окружить и уничтожить русскую 10-ю армию. Операция так и называлась – «Канны». Ни в русской Ставке, ни в штабе Северо-Западного фронта, ни в штабе армии не знали, что «единственный к тому времени» подготовленный общий стратегический резерв из 4-х армейских корпусов германский Генштаб в середине января передал генерал-фельдмаршалу Гинденбургу Эти корпуса составили новую 10-ю германскую армию, которая и должна была вместе с 8-й армией окружить и уничтожить русскую 10-ю армию. Вслед за переброской 10-й армии Гинденбург начал перебрасывать сюда и корпуса с левого берега Вислы для усиления своей Наревской группы. До 20 февраля было переброшено еще 3 корпуса и 1 кавдивизия, и еще, как говорил Людендорф, «много дивизий». А это уже более чем двойной перевес в силах и средствах. После разгрома русских в Восточной Пруссии Гинденбург предполагал наступать аж на Гродно. Не знали в русских штабах, вернее знали, но не обратили на это внимания, что во вновь сформированные немецкие дивизии вливались части из старых дивизий. Дивизии сократились до трехполкового состава, но значительно насытились артиллерией, пулеметами, другими техническими средствами, что намного повысило их боеспособность и боевую мощь. Я подробно останавливаюсь на этом, чтобы было понятно, какой силы предстояло выдержать удар изготовившимся и плохо подготовленным к наступлению русским войскам. Гинденбург знал о сравнительной слабости русской 10-й армии, предугадал позднюю готовность 12-й русской армии и начал операцию немедленно по прибытию к нему первых четырех корпусов подкрепления.

«28 января (8 февраля), – пишет А. Керсновский, – в метель и вьюгу разразилось наступление 10-й германской армии – во фланг и тыл нашей 10-й. Удар трех германских корпусов пришелся по правофланговому 3-му армейскому корпусу генерала Епанчина (54-й и 56-й пехотным дивизиям), уже лишенному своих превосходных полевых дивизий. Невысокого качества, эти войска пришли в совершенное расстройство. Корпус потерял артиллерию, командир корпуса потерял голову – и все бежало в Ковно. Дорога в тыл армии немцам была открыта, и фланг соседнего 20-го корпуса генерала Булгакова обнажен». Нелицеприятный историк обрушил весь гнев на 3-й корпус и его командира Епанчина. Между тем 3-й корпус просто не мог выдержать удар такой силы столь превосходящего противника. Отступал, но не потерял управления, не бежал панически. Командир корпуса генерал Епанчин, бывший многолетний начальник элитного Пажеского корпуса, едва не попавший под суд за отступление, в своих мемуарах довольно убедительно доказывает свою невиновность. Другое дело, что в штабе 10-й армии, штабе фронта почти четверо суток не понимали всей тяжести происходящего. «Генерал Сиверс писал приказы о резке порций, устройстве нар, утилизации хозяйственных отбросов, устройстве сапожных мастерских», – говорит Керсновский.

Случилось то, что должно было случиться. Немцы еще никогда не наступали зимой. Но огромный растянутый фронт, перевес немецких сил и средств, лесистая и болотистая местность, нарушение линий связи и потеря управления штабами как бы разорвали 10-ю русскую армию на части. 3-й корпус отступил и, по сути, выбыл из строя. 26-й армейский корпус генерала Гернгросса также не выдержал удара превосходящих сил противника и отходил, обнажая уже левый фланг 20-го корпуса Булгакова. 20-й корпус, не получая никаких указаний, оставался на прусской земле и в тыл ему выходила вся немецкая 10-я армия. И только на самом левом фланге 3-й Сибирский корпус генерала Радкевича сдержал все атаки частей 10-й и 8-й немецких армий. «Стойкость полков 7-й Порт-Артурской и 8-й дивизий сибирских стрелков спасла 10-ю армию от участи самсоновской 2-й… Сопротивление 3-го Сибирского корпуса трем германским Людендорф назвал “восхитительным”», – замечает Керсновский. Только на пятый день 20-й корпус получает приказ командарма на отступление. К этому времени его 40 тысяч бойцов при 170 орудиях уже находились в полном окружении тройных сил противника. О трагедии корпуса рассказано достаточно подробно. Я позволю себе привести лишь цитату из труда А. Керсновского, на мой взгляд, наиболее точно, кратко и эмоционально сказавшего об этом: