Ример не разделял ее восторга:

— Понятия не имею.

— Что значит — понятия не имеете?

— То и значит. Это снимал не я.

— Что значит не вы?! — Даша понемногу выходила из себя. — Вы пять минут расписывали, какой вы гений киноархитектуры, а теперь, оказывается, не можете связно рассказать о каком-то паршивом доме!

— Да не снимал я его! Вы что, не видите, первоначальная запись стерта? Ваш паршивый дом писался уже поверх. Кто-то просто вставил первую попавшуюся кассету и…

— Но кто это мог быть?

— Кто-кто… Римма, конечно. Больше некому. Я никому не позволяю к своей камере даже приблизиться. — Он кивком указал на роскошный «Cannon». — Я и ей не разрешаю, но разве…

— Подождите, кто такая Римма?

— Как кто? Моя жена, конечно!

— Вашу жену зову Римма? — поразилась Даша

— А что?

— Римма Ример?

— Ну и что? — продолжал недоумевать хозяин.

— Да ничего… — гостья хихикнула. — На болюсы хуато похоже.

— На кого?!

— Похоже на звук. Не на имя, а на звук. Понимаете?

— Нет. — Римеру разговор был не понятен и не приятен. — Имя как имя.

— Это не важно. Скажите, мы можем позвонить вашей жене?

Хозяин посмотрел на часы:

— Если хотите узнать что-нибудь новенькое из народного фольклора, то запросто.

— Простите, какого фольклора?

— Не знаю. Русского. Или, может, американского.

— Почему американского?

— Потому что она опять умотала к своей Харрис в Америку. А там аккурат часа четыре утра. Вы полагаете, что это настолько важно?

— Для меня очень.

Ример осторожно снял с губы прилипшую крошку табака, рассмотрел ее со всех сторон и щелчком отбросил в сторону. Лицо его приняло задумчивое выражение. Даша забеспокоилась:

— Что-то не так?

Хозяин сидел на диване, закинув нору на ногу, и перебирал лежащие перед ним пленки все с тем же задумчивым выражением.

— Если бы вы знали, как тяжело сейчас заниматься творчеством! Особенно пока у тебя нет имени…

Молодая женщина чуть пожала плечами. Она не понимала, к чему все эти речи.

— Ведь все приходится покупать на свои деньги, а понравится материал или нет, неизвестно. Вы меня понимаете?

— Честно говоря… Вы хотите, чтобы я вам в чем-то помогла?

Ример посмотрел на свою гостью с неподдельным удивлением:

— Разумеется, хочу.

— Но чем же я могу вам помочь? У меня нет знакомых…

— Девушка, мне не нужны ваши знакомые. Мне нужны ваши деньги.

— Мои деньги?

— Тысяча долларов — и кассета ваша. — Ример выпустил густую струю дыма.

— Сколько?! — Даша медленно встала. — Да вы в своем уме! У меня и денег-то таких нет.

— А сколько есть? — быстро спросил Ример.

— Пятьсот, — простодушно ответила молодая женщина.

— Бог с вами, — ответил кинолюбитель и протянул ей кассету. — Пятьсот так пятьсот. Что ж я, грабитель какой…

Даша вышла на улицу в слегка одурманенном состоянии. Она добыла кассету, которая поможет ей решить сразу два дела, но осталась без копейки. В принципе это не беда: на следующей неделе Артур заплатит еще пятьсот долларов, а если ей удастся разыскать дом, то и того больше. Эх, жалко, что не удалось сразу расспросить жену Римера, но он обещал с ней созвониться и узнать, где она сняла этот дом. И возможно, завтра уже оба дела будут закончены! Ей хотелось петь.

Однако завтра — это завтра. Сейчас предстояло решить проблему поважнее, а именно — где ночевать. Ведь она умудрилась поругаться и с сестрой, и с Полетаевым. Ехать еще к кому-нибудь ей совсем не хотелось. Надо будет общаться, рассказывать, как дела, какие планы… Так что придется выбирать между шумным семейством сестры и молчаливой иронией подполковника.

Прикинув все «за» и «против», Даша подняла руку, чтобы остановить машину. Во-первых, с Полетаевым можно и не разговаривать, во-вторых, не откажется же он оплатить такси. А в-третьих… Обдумывая мысль, которая пришла ей в голову, Даша назвала шоферу адрес и с задумчивой улыбкой откинулась на спинку сиденья.

— Э, красавица моя, так дело не пойдет. — Полноватая дама, просочившаяся мимо Кержича, говорила по-английски хорошо, но с сильным русским акцентом. — Как это так — «я подумаю»?!

— Понимай как знаешь, Римма, — хмуро ответила Элиза. — Но мне нужно время на размышление…

— Да? Тебе нужно время, а мне нужны деньги! Или ты думаешь, что я такие бабки взяла под твои красивые глаза? Мне отдавать их надо. — Голос гостьи стал неприятно-угрожающим. — Поняла? Тютя…

Римма Георгиевна слыла женщиной крутой во всех смыслах. У нее был крутой характер, крутые бока и необъяснимая любовь к «крутым» — большим и дорогим — машинам. Она их регулярно покупала, продавала, меняла, но с еще большим наслаждением она на них ездила. Росточка Римма Георгиевна была небольшого и рядом с очередным красавцем джипом выглядела энергичным норковым колобком, это смешило и впечатляло одновременно. Несмотря на свой возраст, госпожа Ример сохранила прекрасный цвет кожи и живые карие глаза — развратные и блестящие. Ее грубоватая импульсивность импонировала мужчинам, они легко поддавались магическому блеску ее глаз и никогда не жалели об этом. Римма Георгиевна любила секс с той всепоглощающей страстностью, на которую способны лишь невысокие полные женщины.

У нее всегда было много любовников, и она умела найти ухажерам правильное применение — использовать на благо своего бизнеса. В результате к сорока с небольшим годам Римма Георгиевна имела на широкую ногу поставленное дело и надежные связи во всех финансовых сферах. Ей достаточно было поднять трубку, чтобы решить любую проблему, какой бы сложной та ни казалась.

Однако сегодня Римма Георгиевна была просто вне себя.

— Скажи мне, почему ты не хочешь подписать договор прямо сейчас?

— Возникли непредвиденные обстоятельства, — упрямо повторила миссис Харрис.

— Да плевать я хотела на твои обстоятельства! — взорвалась импульсивная гостья. — Ты мне голову-то не морочь! Если решила нас кинуть, то лучше так не шути, мои ребята шуток не понимают.

— Господи, да неужели нельзя перенести этот разговор на неделю? — Элиза встала и начала нервно прохаживаться.

— «На неделю»? — тоненько передразнила гостья. — А почему не на месяц? Или на год? Это ведь ты платишь два процента в месяц с миллиона! Это ведь к тебе приходят каждую неделю с протянутой рукой: «Дай денег, дай!» И попробуй не дай! Ты, моя голуба, не понимаешь, с чем шутишь…