Надо ли говорить, что ни по одному пункту мой брат в этот раз меня не радует?

Во-первых, он какого-то черта сидит с двумя бабами в випке.

И во-вторых, он не в курсе, где Майя.

Все это я узнаю в первые же секунды, после чего, игнорируя вопль в спину: «Да за ней охрана смотрит, брат!», лечу вниз, к танцполу, выискивая взглядом Майю.

Судя по виду Тимурчика, он мою просьбу или не услышал, или не воспринял ее серьезно, за что, безусловно еще получит, и прямо утром, но вот прямо сейчас мне надо выяснить, где девчонка.

И нет, я не собираюсь даже себе объяснять причины такого поведения.

И да, я отдаю себе отчет в том, что это — паранойя и сталкерство. И что мне вообще ничего не светит. Я себя уже успел в этом за прошедшие сутки убедить в полной мере.

И, практически, уговорил оставить девчонку в покое.

Мы с ней — совершенно разные.

Она — юная, нежная русалка, у нее — вся жизнь впереди… А я… Мне надо успокоиться. Просто успокоиться и перестать думать о том, что сейчас она, возможно, извивается в руках какого-нибудь прыщавого мальчишки…

В глазах темнеет от возникающих в голове образов, кулаки сжимаются непроизвольно, ноги сами несут на танцпол…

И в этот момент в меня врезается кто-то.

Машинально перехватываю худенькое тельце и замираю.

Это она. Русалка. Совершенно точно она!

Ее запах умопомрачительный, знакомые ощущения от ее тонкой талии в моих руках, рыжие волосы волной… Зеленые глаза.

Это она и в то же время — не она.

Озерная русалка неожиданно выплыла в большой мир, встала на тонкие ножки и подставила лицо разноцветным огням цветомузыки.

Девушка, которую держал я, была невероятно, просто охренительно хороша.

Тонкая, белая до прозрачности кожа лица и шеи, голые плечи и руки, усыпанные солнечными веснушками, прозрачные, завораживающие глаза, длинные волосы — густой волной по спине, полураскрытые в удивлении губы. Все настолько чистое, настолько свежее, словно она только что умылась озерной водой, встряхнулась и пошла покорять мир.

И мир упал у ее ног, покоренный.

Я прихожу в себя уже на лестнице, бесцеремонно таща ее за собой.

Похоже, я что-то говорил там, внизу, какое-то обоснование своему поведению давал… Наверняка давал. Но нихрена не помню.

Все поглощает дикое желание увести ее оттуда, забрать себе, спрятать. Чтоб никто не смотрел больше, чтоб никто не видел эту рыжую русалку, не смел наслаждаться ее свежестью и даже мысленно примериваться… Ну уж нет!

Да, неандерталец.

Да, потом пожалею. Или нет. Похер.

Тимурчика, похабно скалящегося и переводящего понимающий взгляд с меня на Майю, я отправляю прочь настолько быстро, что только пятки модных кроссовок сверкают.

Хорошо, что брат сходу заценивает, насколько я не в себе, и что в этот раз затормозить нереально, и не суется под стрелу.

Сваливает и дверь закрывает для надежности. И очень рассчитываю, что в этот раз включает голову и предупреждает персонал не соваться сюда, пока я русалку буду воспитывать.

А именно этим я и собираюсь заняться. Просто высказать свои опасения, пригрозить, запретить, наконец! Какого хрена мотается по таким местам? Она же — совсем беспомощная! Ее любой обидеть может!

Благие намерения, да.

Которыми вымощена дорога, понятно, куда.

Потому что все это реализовывалось ровно до того момента, как я увидел темное пятно на нежной, полупрозрачной коже шеи. Как раз в том месте, куда не спишешь банальный синяк.

Это засос. Реально, засос. Кто-то ее трогал здесь, кто-то целовал. Пока я спал и потом, пока ехал… Медленно, мать его! Медленно!

Кто-то трогал русалку, касался ее своими липкими лапами, прижимался мокрыми губами…

Глаза у меня в момент заволакивает красным, и дальше я не думаю. Вообще.

Русалку не спасает ее сопротивление, ее стойкость, упертые мне в грудь ладони, попытка смотреть независимо и непримиримо.

Ничего не спасает.

Пятно на ее шее от чужих губ — это что-то настолько неправильное…

Это нужно исправить.

Прямо сейчас.

Иначе сдохну.

Так странно… Дорасти до двадцати одного года, начать самостоятельную жизнь, зарабатывать деньги… Думать, что неглупая, практичная, целеустремлённая… И не знать, что может вытворить твое тело.

Не знать, что оно, такое, казалось, понятное, изученное, все-все твое… В один момент может стать чужим. Незнакомым. Жадным. Жаждущим.

Что оно, твое тело, может банально не послушаться панических призывов мозга и просто отключить его, как в фильмах ужасов сошедший с ума супер-компьютер отрубает от управления своего создателя-человека.

И дальше действует сам.

И, как водится, дела творит совершенно нехорошие.

Вот и у меня подобная ситуация происходит, когда мой Большой Босс просто прикасается губами к коже шеи.

Это ни на что не похоже! Это — словно ты одновременно превратилась в бревно, глупое и неспособное шевелиться и тут же в супер чувствительную шаровую молнию, которую только тронь — и током шибанет с такой силой, что потом лишь пепел вьется черный…

Мой вариант.

Я — молния. Только током меня бьет внутрь. Шарахает по всей коже сразу от одного лишь прикосновения жадных губ.

Сама не понимаю, как мгновенно вытягиваюсь на цыпочки, прислоняюсь всем телом к двери, словно желая слиться с ней… И покорно отклоняю голову, чтоб моему монгольскому захватчику было удобней меня… Захватывать. Покорять. Убивать.

Его руки властно и до жути умело скользят по талии, медленно и неотвратимо прижимая к себе, отрывая от дверного полотна — единственной моей точки опоры!

И заменяя другой, тоже единственной. Собой.

Я все еще на цыпочках, вытянута струной, раскрываю губы в беззвучном крике, глаза закатываются, а пальцы вяло скребут дверь, словно пытаясь хоть за что-то зацепиться. Но не за что! Ничего мне не помогает!

Босс, не прекращая своего ужасающе разрушительного поцелуя, мягко, по-медвежьи, забирает меня в плен, обхватывает, сковывает собой, не давая даже намека на свободу действий.

В мозгах у меня вполне понятное для такой неожиданной ситуации безумие. Там, даже если и пытаются лихорадочно взять управление на себя, переключить супер-компьютер на ручной режим, например, то явно все попытки проваливаются.

Босс скользит губами выше, к уху, по скуле — к подбородку, рождая в моем теле такое дикое томление, какого не было никогда. Даже на той летней улице, когда он жестоко мял меня, хватал, целовал… Там было по-другому. Мгновенная атака — и такая же мгновенная победа. Первый захват монголо-татарской конницы беззащитного русского города.