— Но ты же…

— Я — генеральный директор, — опять перебиваю я его, — я специально плачу деньги сотрудникам отдела безопасности, а, особенно, руководителю отдела безопасности, ему я вообще бешеные бабки плачу… За что? В интернете появляется непроверенная информация, которая не соответствует действительности, где упоминается название холдинга, имя его собственника, а все, что способен сделать отдел безопасности, это прислать мне ссылку? А если бы там, помимо заведомо ложной информации, были еще и другие недостоверные сведения о холдинге? Из-за которых случился бы обвал наших акций на рынке? — я уже, практически, рычу, подпуская в голос бешеных нот. Тут и сама ситуация располагает, бесит потому что, и Вика, абсолютно ебнутая, и брат — совершенно расслабившийся, потерявший границы! — И возникает у меня закономерный вопрос: почему эта заведомо ложная информация, да и вообще, любая информация, любое упоминание в прессе о нашем холдинге, не прошло проверку у отдела безопасности? И еще один вопрос: какого хера я плачу зарплату сотрудникам отдела безопасности и, особенно, их руководителю? Не охуел ли руководитель, часом? — последние фразы я уже, не сдерживаясь, рычу в голос, выпуская все свое раздражение на волю.

— Э-э-э… Брат…

— Заткнись! Сейчас, вместо потанцушек и поебушек, решаешь вопрос с чисткой сетей. А завтра с утра — ко мне в кабинет, с отчетом и списком виновных. Начиная с себя. Ясно?

— Ясно… — голос у Тимурки унылый, нет даже и тени того глумливого веселья, что было раньше. Понимает, что обосрался и теперь отмываться долго. — Завтра с утра… Ого! Нихера ж себе!

— Что там? — проявляю я уместный, но довольно вялый интерес.

Тимурка в своем репертуаре, с одной стороны — весь такой виноватый, а с другой — глаза-то блудливые. Кого-то увидел, наверно.

— Да тут наша общая знакомая… Верней, твоя…

— Вика?

— Не-е-е…

Терпение, только терпение…

— Русалка твоя рыжая тут!

— Какая… Черт!

— О-о-о! Заинтересовала информация, да?

— Не твоя печаль, — отрывисто отвечаю я, — точно она? С кем?

Вопросы вырываются помимо моего желания, словно сами собой.

Майя там? Да быть не может! Ну, реально, что ей там делать?

— Она-она! Я ее из толпы узнаю! Двигается… Отпад! — голос брата возвращает привычную глумливость, насмешливость. Словно и не было сейчас жесткой выволочки. Он такой, Тимурка, гибкий, как с гуся вода с него. — С каким-то пареньком…

— Где, ты говоришь, ты сейчас?

— Да «Парадайз», та еще рыгаловка, совсем Тахир нюх потерял…

— Смотри за Майей, я сейчас приеду.

Кладу трубку и иду одеваться.

Во мне бушует дикая злоба, и я уже знаю, куда ее вымещу.

Вернее, на кого.

— Майя, еще хочешь? — кричит мне на ухо Артем, протягивая стакан с чем-то разноцветным, но я отрицательно мотаю головой.

Не хочу!

И так хорошо!

Господи, до чего хорошо-то! И почему я раньше избегала таких мест?

Музыка гремит, переключаясь в ритмах с очень быстрой, бьющей по нервам, заставляющей двигаться в такт рвано и колко, и до медленно-эротичной, под которую хочется плавно-плавно тонуть в сочетаниях нот, уплывать, ощущая, как тебя волны музыкальные ласкают…

Раньше мне не приходилось под такие перепады танцевать.

Хотя, вообще, танцевать я умею. Танцы входили в обязательную терапию, с их помощью меня планировали снова научить говорить.

Я походила год, но особых сдвигов не было, и потому терапия закончилась.

А мне неожиданно понравилось танцевать, и вскоре я сама, явочным порядком, пошла в бесплатную группу при нашем Дворце молодежи.

И ходила туда до окончания девятого класса. Два раза в неделю мы тянули носочки, делали плие на разминке, а затем бодро выстукивали пятками под современные биты. Преподавательница, молодая и веселая, похоже, по вечерам подрабатывала в каких-то местных клубах, а потому периодически давала нам разучивать связки контемпа. И это было… Занимательно.

Так что музыку я люблю и хорошо чувствую.

И, если Артем в самом начале вечера старался как-то поддержать меня, словно опасаясь, что я не только немая, но и глухая, и меня, того и гляди, затолкают на танцполе, то затем, оценив мои, наверняка, горящие удовольствием глаза, понял, что ничего опасного тут не будет и вполне можно отлучаться ненадолго посидеть, выпить, принести мне коктейль.

А я же…

Я окунулась в свою стихию.

И вот, то ли диджей был хорош, то ли в таких местах всегда подобная атмосфера, а я просто не в курсе, но мне все безумно нравилось.

Я забыла о своем, откровенно говоря, страшненьком наряде, темном выпускном платье, которое, критически разглядев после рабочего дня, решительно укоротила, содрав с подола уродливый волан. Платье, на широких лямках, по фигуре, стало угрожающе коротким, а мои ноги в нем — пошло длинными, и в другое время я бы ни за что, ни в жизнь!

Но сегодня у меня было на редкость боевое настроение, неожиданная злость на себя и на такую глупую, полностью придуманную мной ситуацию, вывела настолько, что критически мыслить я явно не могла.

Посмотрела на себя в зеркало, оценила уровень пошлости платья, психанула и, решив не мелочиться, напялила еще и шпильки. Тоже, кстати, выпускные.

Мама тогда отличилась, нарядив меня на прощальный вечер в школе черной вдовой. Это смотрелось крайне забавно среди розово-белых одноклассниц. Только остроконечной ведьминской шляпы не хватало…

Красить лицо я никогда не умела, вот и не стала экспериментировать.

Умылась, мазнула блеском по губам, распустила волосы.

Скривила рожицу зеркалу.

Ох, и страшна!

Не исключено, что Артем, увидев меня, тут же убежит. Или заикой станет.

Но тут ему никто не виноват. Сам настаивал, я отказывалась, как могла.

Опасения мои, правда, не сбылись, а самоооценка, наоборот, поднялась, когда Артем, заехав на такси, вышел из машины и окинул меня неожиданно блестящим взглядом.

В нем не было страха или недовольства. Только чистый восторг.

— Майя, ты — очень, просто очень привлекательная девушка! — сделал он комплимент, усаживая меня в машину, — почему ты на работе не носишь распущенные волосы?

Я улыбнулась и показательно сдула прядь с лица.

— Мешают? — догадался Артем, — черт, ну прямо жаль. Тебе очень идет! И платье это, и каблуки! Тебе надо все время так ходить! Хотя, нет! Не надо!