Парень приехал домой. Слово в слово пересказал матери разговор со стариком. А мать-то богомольная была, догадалась она, что неспроста на поле грязный странник, должно быть это посланник Божий. И чтобы он не счёл её жадной, сходила женщина в магазин, купила там для старика все одежды новые.

На другой день молодой тракторист из дому выехал рано, глянь, а старик уже в поле. «Здравствуй, дедушка!» – «Здравствуй, сынок!» – «Вот матушка моя тебе одежду послала. Носи на здоровье».

Старик взял большой свёрток, поблагодарил парня и его мать за доброту и заботу, пожелал им здоровья. Затем развернул свёрток, посмотрел на подарки из магазина и грустно изрёк: «Зачем же новое? Лучше бы старое, отцово – тогда бы умирали старики, а теперь будут умирать молодые».

Сказал это странный дедушка и исчез. Вот и мрёт молодёжь – то на войне, то от заразных болезней, от вина, наркотиков, то ещё от чего…

Охотники проснулись поздно, день в разгаре, ощущалось последствие ночного застолья. Умылись холодной водой, очухались – окружающий мир стал лучше.

Аркадий Семёныч пошёл смотреть пасеку, окружённую со всех сторон проволочным заграждением, улыбнулся при виде подвешенных консервных банок. Дёрнул за проволоку, банки, подпрыгнув, жестяно забрякали, подавая сигнал тревоги.

– Классно, и неприступно! – воскликнул Аркадий. – Но как зверь-то попадёт сюда на объект?

– Низом, низом проходит, подкопы прорыл, – пояснил Мишин.

– Понятно. А где твоя засидка?

– Я её на крыше пристроил. Понимаю, низковато, но если строить вышку настоящую, шум насторожит зверя, хотя чем выше охотник над землёй – больше гарантии, что медведь его не почует.

– Так давай вышку-то построим, – настаивал Аркадий.

– Нет, опасно, удары инструментов насторожат зверя. Ты думаешь, он не знает, что Аркаша на пасеку пришёл с ружьём? Знает.

– Как он может знать?

– Знает. Он по ночам вокруг пасеки ходит, принюхивается. А ты на дороге сюда входной след оставил. Так что мишка знает о прибытии работника из Внутренних Органов.

– Так ведь этот громила мог на меня напасть ночью, а я даже ружьё не расчехлял.

– Конечно, мог бы! – подмигнул Иван, усиливая воображение друга. – Тем более, что нёс колбасу и коньяк.

– Хо-хо-хо! – смеялся дружок. – Но, однако, не напал! Может, грабитель этот в берлогу залёг, а ты на него напрасно время тратишь.

Вопрос майора озадачил: как-то в голову не приходило, что зверь мог залечь. Но, учитывая его необыкновенную любовь к мёду, надежда на встречу оставалась.

Охотники решили обследовать окрестности, походить, поискать свежие следы. Наскоро позавтракав, прихватили ружья и вышли из тёплой избушки. В облаках вытаяла синева – небесная проталина. Свет щедрого дня ярко выбелил берёзы, стоят они одна стройнее другой, кланяясь на ветру. Воздух необыкновенно чист и звонок. Под сапогами хрустит опавшая листва. В пожухлой траве молодо зеленеет брусничник. Огромной радостью стоит наклониться и взять полную горсть темно-красных ягод. Каждая ягодка – сласть, мороз в них не то, что сахару, мёду добавил. Сбродила она в тончайшей кожице, как красное виноградное вино в бочке. Брусника бьёт в нос и растекается по телу тихой радостной силой.

Мишин наблюдал за другом – с каким ненасытным упорством он загребал ягоды в рот.

– Аркаша, ты не очень-то налегай на холодные ягоды, можешь заболеть.

– Чем? – поинтересовался дружок, не отрываясь от дела.

– Например, ангиной или типа ОРЗ.

– Ну да! Я же не ребёнок, когда ещё будет такой случай? – Расскажи в городе про такую утеху ягодой, не поверят!

Из густого ельника, послышалась тонкая, изящная, как серебряная ниточка, песенка рябчика-петушка. В его голосе чувствовалось одиночество. Он как бы спрашивал: «Подружка, где ты, отзовись».

Определив птицу, Аркадий переломил ружьё, заменил пулевые патроны на дробовые и пробормотал:

– Слыхал рябчика? Пойду-ка на похлёбку завалю!

– Не суетись. Ну, пальнёшь, напугаешь медведя… И прощай, охота.

– Это, конечно, может быть, – согласился Аркадий. – Но и рябчика жаль.

– В каком смысле?

– Помнишь, что известный поэт рекомендовал: «ешь ананасы, рябчиков жуй!».

Аркадий резко положил ружьё на траву, быстро расстегнул бушлат и рубашку, стал усиленно чесать грудь.

– Опять кого-нибудь ловишь? – спросил Иван.

– Не ловлю, рана там заживает. Иногда терпения нет, как почесать охота. Брал я одного, и этот псих меня ножом зацепил. Не думал, что он на это пойдёт – лицо у него было интеллигентное, такое с виду добродушное.

Берёзовый перелесок чередовался то вырубкой, то краснолесьем с моховыми болотами. В сосновом бору густо пахнет зеленью хвои, громко перестукиваются дятлы.

– Ты посмотри, дятел-то не ногой, а головой по дереву стучит. Ведь всю жизнь вот так башкой стучит, чтоб червяка для еды достать. Неужели у него сотрясения мозга не бывает? А может, у него и нет мозгов? Как ты думаешь, Иван?

Ивану захотелось поговорить с приятелем на библейскую тему, что он думает об этом, и, пользуясь случаем, когда присели на упавшую сосну, он спросил:

– Аркаша, ты слышал про Адама и Еву?

– Про Адама не слышал. А Еву с мясокомбината знаю, она у нас по статье за воровство проходила, – хитро улыбнулся он.

– Да нет! – засмеялся Иван. – Я говорю о библейских Адаме и Еве.

– А-а, ну как же! Ту Еву из ребра сделали.

– Как ты думаешь, за что их Бог из рая – выгнал?

– За разврат, наверно!

– Э-э, нет, ты ошибаешься. Причина изгнания другая. Вот вернёмся в избу, сам прочтёшь.

Охотники, не спеша, лесом обходили пасеку. Иногда из-под ног с квохтанием, резко хлопая крыльями и тут же теряясь в гуще, поднимались чёрные, как головёшки тетерева. Попадались заячьи жировки. И вот, наконец, к великой радости, охотники наткнулись на свежие отпечатки медвежьи лап.

Аркадий наложил на след подошву своего сапога и воскликнул:

– Ого! У меня нога сорок пятого размера, а у мишки лапоть ещё больше! Это сколько же в нём пудов? Одного сала вёдер пять будет, а шкура-то всю комнату обхватит.

Глаза охотника горят счастливым светом – желанием давней мечты – положить шкуру в спальне. И промысловик Мишин обрадовался, что не напрасно здесь проводит время. Медведь в спячку не залёг. Надежда остаётся.

Вернулись на пасеку. Ольга пригласила покушать горячего супу.

За обедом Аркадий высказал свои соображения.

– Тётя Оля, медведь этот ну очень большой, лапы у него больше моих. И не уйдёт, похоже, в зимовку, пока всю пасеку не съест.