ли по-испански, и «Алаи» на малых оборотах поползла прочь от места трагедии.

Пора было подумать о себе. Корпус взорванного парохода прикрыл миноноску от лучей прожекторов, но долго это продолжаться не могло. К тому же у них оставалась еще одна мина, а значит, можно повторить атаку. Да вот хоть на корвет. Его артиллеристы так увлечены расстрелом собственных сограждан, что могут и не заметить подкравшейся с противоположного борта торпедеры.

Следовало, однако, подготовиться. Вторая мина по капризу американских инженеров была установлена на корме «Алаи», а значит, атаковать можно будет только задним ходом. С одной стороны, прикинул Сережа, это даже хорошо – сразу после взрыва можно дать полные обороты и уходить от опасности на «фулл спиде». А с другой, взрывом может повредить винт и рулевое перо, и тогда торпедера превратится, как говорят североамериканцы, в «сидячую утку». Риск, конечно, отчаянный, но не возвращаться же с неиспользованной миной?

«Алаи» успел отойти от тонущего судна на два с половиной кабельтова, и Сережа скомандовал готовиться в повторной атаке. Минный кондуктор вылез на покатую палубу, добрался до кормы и стал крепить на шесте трос лебедки – кормового минного поста на торпедере не предусматривалось.

Дырьев, понося черными словами изобретателей «энтой каракатицы» пытался приспособиться так, чтобы смотреть в смотровые щели, обращенные к корме, и одновременно работать штурвалом. И не преуспел – пришлось Сереже высунуться из броневой рубки и отдавать отчаянно матерящемуся старшине команды: «Право руль!», «Лево руль!», «Лево прими!» и тому подобное.

Носового пера руля, способного облегчить маневрирование на заднем ходу, американские судостроители тоже не предусмотрели. В результате попытка вывести «Алаи» в атаку на корвет закончилась вполне закономерно: после третьего неудачного захода, когда Сережа в который уже раз скомандовал «Малый назад!», из машинного отделения раздался громкий лязг, завоняло горелым маслом, и сквозь дребезг и звяканье прорвался горестный вопль минера:

– Трындец, вашбродь, отбегался хлам мириканский, чтоб ему!.. Амба механизьме, теперь только в мастерские, на ремонт…

Сережа вслед за Дырьевым выбрался на покатую палубу. Из люка машинного отделения доносился металлический лязг вперемешку с самой черной бранью – минер с Хуанито не оставляли попыток оживить машину. Вокруг грохотало, по воде шарили лучи электрического света, и тут один краем задел несчастную торпедеру.

– Будем готовить катер к взрыву! – распорядился Сережа.

Минер понятливо кивнул и полез на корму, к мине. Старшина выволок на палубу охапку пробковых спасательных поясов, и они один за другим попрыгали в воду и саженками поплыли прочь от обреченной миноноски.

Грохнуло, над головой пронеслись обломки. Высокая волна подхватила молодого человека, жестокий удар выбил из легких остатки воздуха, и Сережа провалился в черное небытие.

VIII

5 ноября 1879 г.

Гавань Антофагасты

Греве подскочил, словно подброшенный пружиной. Гулкий грохот, от которого он вывалился из крепкого сна, повторился, в ответ захлопали винтовки. Каюта на миг озарилась неестественно-ярким светом – это луч боевого прожектора мазнул по борту парохода.

– Мон шер ами, что это?

Камилла, не вполне еще опомнившаяся спросонья, вцепилась ему в локоть. Несмотря на всю тревожность ситуации, барон не мог не отметить ее очарования: волосы рассыпаны по плечам, алеют губы, слегка припухшие после поцелуев – его поцелуев! – тончайшая ночная сорочка сползла с плеч и почти не скрывает полушария грудей, увенчанных темными вишенками сосков.

Он сел на постели и зашарил в поисках одежды. Ружейная трескотня усилилась, в нее вплелись сухие трели револьверных пушек-картечниц. Снова грохот, уже гораздо ближе. Но на этот раз не взрыв, а выстрел чего-то не менее чем девятидюймового.

«А ведь вполне могут и нам в борт вкатить… – опасливо подумал барон, попадая с третьей попытки в рукава рубашки. – Ночь, в гавани полный бардак, стреляют наугад, не глядя…»

– Так что стряслось?

Камилла настойчиво теребила супруга за рукав.

– Похоже, дорогая, перуанцы решились нанести в Антофагасту визит. И, судя по взрывам, пустили вперед минные катера.

– А для нас это не опасно?

«Еще как опасно!» – чуть не ответил он, но вовремя прикусил язык.

– Одевайся, дорогая, и выходи на палубу. Только выбери что-нибудь, в чем будет удобнее…

– …плавать? – догадливо усмехнулась женщина. Страха на ее лице не было и следа. – Тогда уж я прихвачу и пробковый пояс, они у нас в каюте, в рундуке. И дай-ка прикреплю тебе протез, а то самому трудно…

Барон послушно протянул культю, и Камилла принялась возиться с ремнями и пряжками. По палубе стучали башмаки, неслись, заглушая пальбу, боцманские рулады.

«Ага, комендоры повылазили из трюмов и встают к орудиям. Только бы палить не начали куда ни попадя. С перуанцами нам воевать незачем, а вот если невзначай привлечем их внимание, вполне можем схлопотать гостинчик под мидель. Кажется, у них были не только шестовые мины, но и самодвижущиеся, системы Уайтхеда…»

Он поцеловал жену в разгоряченную после сна – или от возбуждения? – щеку и вышел на палубу. Гавань бурлила ведьминым котлом: всплески от падения снарядов, языки пламени над взорванным пароходом, вспышки выстрелов, прожекторные лучи… Стоящий неподалеку чилийский корвет словно превратился в действующий вулкан: пушки и ружья грохотали с обоих бортов, в плотных клубах белого дыма мелькали тусклые оранжевые вспышки.

Луч прожектора ухватил в паре кабельтовых от «Луизы-Марии» узкий силуэт миноноски – покатая, уходящая в воду палуба, длинный шест на носу, кургузая труба, из которой валят густые клубы черного дыма. Позади трубы виднеется что-то типа колпака с откинутой наверху крышкой; из люка по пояс высунулся человек и беззвучно кричит, размахивая руками.

Вдруг рядом с бортом выросли столбы воды – один, другой. Третий поднялся под самым форштевнем, в воздух полетели обломки. Барон на миг замер: а ну как сработает шестовая мина? Но взрыва не последовало. Суденышко зарылось носом в воду, и на корме в свете прожектора мелькнул на мгновение красно-бело-красный перуанский флаг. Из распахнувшихся люков полезли люди и по одному стали прыгать за борт.

– Боцман, гичку! – заорал не своим голосом Греве. – Скорее, храпоидолы, надо их подобрать!

Гичка, по счастью, была в готовности, привязанная у пассажирского трапа. Барон с грохотом ссыпался вниз по ступенькам, прыгнул на носовую банку. Разобрали весла, и гичка полетела к гибнущей миноноске, подгоняемая четырьмя парами крепких матросских рук. Низко над головой провыл снаряд, еще один взметнул столб пены в паре саженей от шлюпки. Греве выругался, схватил спасательный круг и встал в полный рост, высматривая в воде человеческие головы. На посвистывающие то и дело пули он не обращал внимания.

Наконец-то настоящее дело!

Железный бивень с хрустом вломился