– Ты собрался спать со мной?

– А где по-твоему я должен спать? – фыркнул он, деловито взбивая соседнюю подушку.

– В кресле. – Я сердито подтянула к груди одеяло.

– Сама спи в кресле, а я собираюсь спать лежа.

И снова эта насмешка!

Эрдэнэ окинул меня изучающим взглядом и рассмеялся:

– Ты одета, я одет. Чего бояться? Разве что касания воздуха, который я выдыхаю.

Он хохотнул и похлопал по моей подушке.

– Я просто посплю рядом. Сегодня у нас обоих тяжело на душе. Тебе полегчает, если рядом будет друг. И мне тоже.

Я вздохнула и улеглась обратно, повернувшись к Эрдэнэ спиной. Скользнула рукой под подушку и до судороги сжала в кулаке перчатку. Эрдэнэ хмыкнул и укрыл меня одеялом до самого носа. Он не прикасался ко мне и лежал на почтительном расстоянии, но его присутствие действительно согревало озябшее тело. Я больше не один на один с горем и безграничной виной перед Амиром. Эрдэнэ рядом, и его мерное дыхание отгонит кошмары. Наверное…

* * *

Мы кружились в танце. Пронзительный голос Аталии Дамиан накрыл бальный зал, мягкие переливы музыки окутали нас, прижимая теснее друг к другу. Карие глаза Амира, самые красивые в мире глаза, смотрели с нежностью и любовью, а я не могла дышать от восхищения. Его лицо казалось идеальным, будто каждую черточку, каждую морщинку с особым вдохновением рисовал Творец. Сильные руки прижимали меня к его телу, и под зеленым кителем навира билось живое сердце…

– Я всегда буду помнить тебя, Гилие. – Губы Амира замерли, почти касаясь моих, пока шептали это простое признание. Наше дыхание смешалось, в груди разлилась грусть.

– Почему ты уходишь?

– Ты меня убила. Как я могу остаться?

На лице Амира проступили раны, из которых устрашающими ручьями потекла кровь. Она залила его глаза, окрасила губы в ужасающе алый. Амир захлебывался, хрипел, но не отпускал меня. В горле любимого бурлила кровь и толчками выплескивалась на подбородок. Кажется, она попала и на мое лицо.

– Я пыталась тебя спасти. Сделала все, что в моих силах, но не успела. Я не успела, милый… – Мои слова доносились будто сквозь вату. Я утирала его кровь руками, с дрожью размазывала ее по лицу и чувствовала, как кожа мертвеца холодит пальцы. Из груди рвался крик, но изо рта доносились лишь глупые оправдания.

– Я защищал тебя и умер для тебя. Ты виновата в этом. Только ты! Всегда ты! – кричал он мне в лицо, а кровь все выплескивалась и выплескивалась изо рта. – Ты погубила всех, кто тебя любил! Ты – смерть для каждого, кто хочет быть рядом! Проклятая ведьма!

– Я… я люблю тебя… люблю…

Я плакала и почти бессознательно водила руками по его лицу.

– Твоя любовь убивает, – отрезал Амир.

Чьи-то крепкие объятия дернули меня прочь от него, и я наконец смогла закричать и забиться в чужих руках.

– Тихо-тихо, малышка. Ты сейчас навредишь себе, – взволнованный голос Эрдэнэ ворвался в сознание, а мои руки оказались в его хватке.

– Пусти, – задыхаясь, приказала я. Из окон пробивалась тусклая утренняя серость, значит, мне удалось уснуть и проспать почти всю ночь.

«Твоя любовь убивает».

– Ты кричала и пыталась разодрать себе лицо, – сказал Эрдэнэ, поглядывая на меня с опасливой заботой.

Только тогда я почувствовала жжение на щеке. Мягко высвободив руку, потянулась к лицу и почувствовала, как запекло под пальцами. Неужели и вправду содрала кожу?

– Амир? – Единственное слово, и я сжалась в комок. Эрдэнэ с тяжелым вздохом притянул меня к груди. – И эти кошмары однажды уйдут. Твой разум успокоится, как и сердце.

– Я пережила смерть Беркута, переживу и смерть Амира. Но почему это так больно?

– Потому что мы живы. И пока ты чувствуешь боль, ты живешь. Спи, воевода. Я буду охранять твой сон.

Эрдэнэ крепче обнял меня, и я не стала сопротивляться, все еще слыша отголоски слов Амира. Вскоре наше дыхание выровнялось, и я, убаюканная запахом эфирных масел, вновь провалилась в поверхностный сон, на этот раз принесший лишь темноту.

Пасмурным утром Эрдэнэ уже не оказалось рядом, и даже его запах развеялся, будто и не было. На спинке кресла по-прежнему висел небрежно брошенный кафтан. Значит, не сбежал. Но где же он?

Я кое-как заставила себя подняться, ощущая, как от долгого дня в кровати стонет каждая косточка. Тяжесть в голове никуда не делась, но мысли прояснились. Я давала себе на скорбь всего день, и он прошел. Сегодня моя жизнь продолжится. Плевать, что сама я внутри словно выгорела дотла, но Нарам важнее моей несчастной любви.

Я умылась, оделась потеплее и даже расчесала растрепанные короткие лохмы. Из зеркала на меня смотрела девица с опухшим лицом, свежей царапиной на щеке и угрюмым, почти мертвым взглядом. Чем не воевода Нарама?

Почему-то эти простые действия помогли ощутить, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. И я смело открыла дверь, чтобы доказать самой себе, что живу дальше. Сквозь высокие окна лился серый свет, а кружащиеся в воздухе снежинки казались пеплом моего сожженного сердца, оседающим на проклятый город ярости. А еще пеплом сожженного тела Амира. И два этих пепла встретились на белоснежном зимнем покрывале.

Из малой гостиной слышались мужские голоса и они, кажется, не очень-то ладили. Я заставила себя отвести взгляд от снежинок и неслышно подобралась поближе.

– Я не могу позволить прислуге просто так уходить и возвращаться как ни в чем не бывало! Мои люди должны быть рядом! Тем более те, кто могут натворить дурных дел под носом у императорской семьи! – сокрушался Тир. – Где ты была? Почему не спросила разрешения? Ты хоть понимаешь, что ответственность за любую твою глупость свалится на меня и Амаль?

– Не трогай ее, воевода, – раздался мертвенно-спокойный голос Эрдэнэ, и в нем проступила знакомая мне угроза. – У девочки погиб брат. Ты и сам это прекрасно знаешь, но продолжаешь делать вид, что она – попросту служанка Амаль.

– А как еще прикажешь мне к ней относиться?! Как к революционерке? Что скажешь, хозяин трупов?

– Как предсказуемо. Я бы удивился, если бы ты назвал меня как-то по-другому.

– Не ерничай мне тут! Я разрешил тебе остаться только ради Амаль! И, поверь, еще не забыл, что ты вышел из ее спальни!

– Только не нужно этих сцен ревности. Разрыв вашей помолвки – решенный вопрос, – скучающим тоном парировал Эрдэнэ и, кажется, даже зевнул. – Амаль – не ваша собственность, воевода. Советую довольствоваться местными девицами, которые вам так по нраву.

– Да как ты смеешь?! – Тир задохнулся