как не любовнику, знать, что на уме у такой дикарки, как вы? Я не могу ослушаться приказа отца, поэтому вскоре помолвку расторгнут, а вас объявят воеводой Нарама. Можете подыскивать себе нового мужа, которому будете изменять, как последняя портовая шлюха. А я обещаю, что ваша голова прикатится к моим ногам с кровавым следом, как только я взойду на престол. Мне не нужна такая глава провинции. Вы живы, пока жив мой отец. А теперь вон отсюда. Аудиенция окончена.

С этими словами цесаревич крикнул Иакиму, и тот ворвался в зал приемов вместе с шестью дворцовыми стражниками. Один из них толкал Брая в спину рукоятью палаша. Нас никто из них тронуть не решился, но сопровождали прочь так настойчиво, будто того и гляди закуют в кандалы и бросят в темницу. Тир взял меня за руку, подбадривая, но и сам наверняка нуждался в поддержке. Его гордая поступь и неприступный вид служили лишь ширмой для опозоренного и испуганного мальчишки.

Нас настойчиво сопроводили до экипажа и чуть ли не силком усадили внутрь. Один из стражников велел моим солдатам ехать прочь поскорее, пока цесаревич не передумал отпускать нас. Иглы в экипаже не оказалось – она еще не вернулась. Ждать ее мы не могли. Если до сих пор императорский двор не всколыхнула весть о девчонке-лихоморе, пробравшейся к Первой страже, значит, ее не засекли.

– Она выберется, – шепнул мне Тир.

– Он сказал, что Амир мертв, – выдавила я, почти не слыша его.

– Я не сомневался, что он так скажет. Ублюдок видит слабые места противников и бьет именно туда. Амир – твое слабое место, как ни прискорбно мне это признавать. Самое слабое место.

Я бросила мимолетный взгляд на Тира, а после – на Брая, который предпочел галантно сделать вид, что увлечен ночным пейзажем за окном.

– А вашим слабым местом, похоже, стала я, и это недопустимо. Вас не должна коснуться моя война.

– Она уже коснулась меня, Амаль. Нам не суждено стать мужем и женой, но вы все еще – моя невеста. А я не могу бросить невесту на произвол судьбы.

* * *

Мы с Тиром сидели в той же гостиной, где вчера он обманом выведал все мои тайны. Брай услужливо принес нам ужин, но мне не лезло в горло ничего, кроме вина. Им я пыталась заглушить страх перед грядущим. Цесаревич не позволит мне править в спокойствии, даже если император при жизни успеет назначить меня воеводой. Гориславу не нужна во власти пороховая бочка, а мне не нужна гильотина, ежесекундно грозящая отделить мою голову от шеи одним смертоносным движением лезвия.

Мысли об Амире переплетались со страхом. Что, если Ансар с солдатами так и не отыщут двух оставшихся волхатов? Что, если мы не освободим Аждарху? Что тогда я противопоставлю цесаревичу, когда он взойдет на престол? Силу своей ярости? Не думаю, что он останется впечатлен.

Тир пил хлебное вино и выглядел еще мрачней меня. Он даже нетерпеливо рявкнул на Брая, велев тому уйти, чем явно обидел старика. Встреча с наследником престола ударила по нему даже сильнее.

– Бесов ублюдок. Как весело было бы ему, сгори я на той злополучной фабрике. Они с Иссуром друг друга стоят, – бормотал Тир, вглядываясь не совсем ясным взглядом в хрустальные глубины бокала. Чем больше он пил, тем болтливей и несчастней становился. – Я для них – слабак и глупец. Таким был всегда. Даже собственный отец видел во мне неудачного первенца, хоть поначалу и питал большие надежды по поводу меня. А потом мы с Иссуром подросли, и старик понял, что второй сын получился куда удачней, чем первый. Так и сослали меня в лицей, а Иссур остался при папеньке – радовать глаз. Как будто я и сам не знаю, что не создан для правления. Все вокруг делали ставки, как быстро я угроблю провинцию. Но, на удивление, не угробил. И ты мне в этом помогла.

Протянув руку, я сжала ледяную ладонь Тира, согревая ее горячими пальцами. Он поднял на меня загнанный взгляд и печально покачал головой:

– Знаю, что и ты так считаешь: ничтожество, по счастливой случайности заполучившее в руки целую провинцию.

– Я никогда не считала вас ничтожеством, Тир. – Так и было. Мысленно я называла его дураком, но дураком безобидным. И уж никак не ничтожеством. А то, что он сотворил вчера, и вовсе показало его хитрую и расчетливую сторону.

– Я видел это на твоем лице. Ты смотрела на меня со снисхождением, будто я неразумный ребенок. И я знаю, что заслужил. Но вчера твой взгляд изменился: когда ты поняла, что твоя жизнь в моих руках. В руках ничтожества, которому ты предпочла простого навира. Неужели голодранец без роду и племени оказался лучше воеводы?

Тяжело вздохнув, я выдала как на духу:

– Тир, мы с вами никогда не дали бы друг другу ничего, кроме дружбы. Вы – известный любитель женщин, а я никогда не смирюсь с тем, что не единственная у своего мужчины. У моего отца было множество любовниц, среди которых и моя мать, и я никогда не пожелала бы себе такой судьбы, которая была у его жены. Она спятила в попытках удержать мужа от блуда, возненавидела мою мать так, будто она воплощала в себе образ всех, с кем отец делил постель. Я бы так никогда не смогла.

– Я был бы верен тебе, – почти прошептал Тир, не отрывая взгляда от моего лица. И в его пьяных голубых глазах скользила тоска.

– Вы смотрите на меня, как на добычу, которая попалась в чужой капкан. Почему-то я кажусь вам привлекательней других женщин, но стоит мне исчезнуть даже ненадолго, ваш взгляд мечется в поисках новой любви на пару ночей. Даже если сейчас вы уверены, что будете мне верны, можете ли обещать, что не измените мнения через год, два, пять? Однажды ваше сердце дрогнет перед очаровательной молодой особой, а я не смогу принять измену. И тогда мы станем врагами. Готовы ли вы на это, Тир? Готовы рискнуть?

– Даже если я скажу, что готов, ты все равно не примешь меня, пока жив Амир, – после долгого задумчивого молчания выдавил Тир и сделал большой глоток хлебного вина. – А в это время моя бедная сестра страдает от неразделенной любви. Что вы, нарамцы, за народ такой? Сначала держали Мирею за раба, а теперь разбиваете сердца ее правящей верхушке.

– Ваше сердце исцелят вино и новые зазнобы, Тир, а мою голову, отрубленную цесаревичем, увы, пришить