– Небеса разверзлись, – сказала Кэт, – и открыли нам важнейшую истину: мы – ничтожны. Мы – пылинки на поверхности безмерного океана. И во всем, что случилось, была такая красота, что мы в едином порыве едва не упали на колени.

Но затем молния исчезла и пришел гром. И он принес с собой такой ураган, какой мы не представляли себе даже в самых страшных своих снах.

Капитан Кэт выкрикивала приказы, но рев моря оглушил всех ее матросов. Ветер вздыбил валы и обломал мачты. «Колокола» не выдержали. Судно получило повреждение и так быстро набрало в трюмы воды, что команда успела перебраться в спущенный баркас лишь с половиной тех запасов, что у них были. А это совсем немного, если учесть, как долго они плавали по океану.

Кое-кого они потеряли. Некоторые разбились о палубу, сорванные ураганом с реев. Других смыло за борт. Из команды в сорок два человека выжило одиннадцать.

Здесь капитан Кэт взяла долгую паузу. Когда она заговорила вновь, голос ее посуровел и стал более резким.

Она рассказывала о жажде и постигшем их обезвоживании, об ощущении ваты во рту. Под неумолимым солнцем кожа их покрылась пузырями, а тела были так измождены, что даже сидеть для них было мукой. Медленно, с ужасными болями во всем теле, члены команды начали умирать.

Поначалу они хотели использовать тела мертвецов в качестве наживки – они разрубали их на куски и, зацепив за крюк, тащили за баркасом. Но потом на них напало чудовище с бело-голубыми глазами, пилообразными шипами на чешуе и копьеподобными зубами, торчавшими из нижней челюсти. В течение нескольких секунд чудовище убило половину из оставшихся в живых матросов, и после этого те, кто выжил, решили уже не баловаться рыбалкой.

Здесь капитан Кэт вновь остановилась, переводя дух. Пленка пота светилась на ее лбу. Слова все быстрее и быстрее истекали из нее, словно внутри нее прорвало некую дамбу, и история с рёвом, отчаянно рвалась наружу.

На пятую неделю провиант закончился, и команда решила, что все будут тянуть жребий. Они разорвали на клочки кусок паруса, положили их в чью-то шляпу, по клочку на каждого из выживших. Черная метка означала смерть. Иначе говоря, вытянувший несчастливый жребий должен был умереть.

Когда метка выпала Фаре, они сразу же съели ее сердце и печень. Мяса им хватило на два дня, а после этого им оставалось только обгладывать кости.

Через полторы недели смерть принял Уэксли. На нем они протянули еще двенадцать дней, после чего пришла пора вновь тянуть жребий.

И так продолжался этот ужас. Один должен был умереть, чтобы остальные жили. Чтобы выжить, приходится делать такое, что в иных обстоятельствах ты никогда бы не сделал. И ты делаешь это, чтобы протянуть неделю, еще одну, потом еще…

– Я нисколько не сожалею о том, что мы сделали, – сказала Кэт. – Мне только жаль, что я вообще повела моих людей туда. Но я так боялась Западных морей после того, как они забрали у меня отца, что не могла вернуться. Если бы я так не боялась, мои люди были бы живы. И, может быть, мы первыми пересекли бы зону Вечных льдов и увидели, что лежит по ту сторону.

– Не думаю, что ваши матросы в чем-то вас обвиняют, – сказал Рид. – Они же сами выбирали, идти с вами или нет.

Впервые за все время капитан посмотрел на Микса, который помрачнел под его взглядом.

– Вопрос в том, насколько они свободны в своем выборе, – сказала Кэт. – Это же наши люди.

Она всё слабела и слабела, и продолжение разговора требовало от нее всё бóльших усилий. Но воспоминания кипели в ней – они не позволяли ей замолчать, пока история не кончилась.

Итак, в конце концов осталось только двое – сама капитан и Хэри. Они тянули жребий на равных, но черная метка выпала ему. Настала его пора. На семидесятый день после кораблекрушения Хэри должен был умереть.

Но потом появилась «Река Веры» и смерть отступила от матроса.

– Погибли сорок моих людей, – сказала Кэт. – Выжили только мы двое. Сорок человек… Сорок…

Ее иссохшее тело съежилось, плечи ушли в грудь, руки повисли. Похоже было, что, рассказывая, она с каждым словом по капле отдавала саму себя, что только рассказ поддерживал в ней жизнь, а когда история кончилась, силы покинули капитана.

Наконец, она сказала:

– Мы благодарны вам, капитан, за то, что вы вернете нас цивилизации.

Рид покачал головой:

– Мне очень жаль, капитан, но мы не возвращаемся. Мы плывем вперед.

Страница сияла, и Сефия, подняв глаза от книги, моргнула, чтобы привыкнуть к обычному свету. Как странно: только что она была с капитаном Ридом среди сверкающего рябью пустынного океана, потом – в кают-компании его корабля и, наконец, в обычном мире, где жаркий летний воздух наполнен жужжанием насекомых, а на ее руках и ногах лежат золотые солнечные пятна. Совсем рядом три маленьких водопада срывались с отвесной скалы и падали в озерцо, окаймленное гладкими валунами.

На мгновение Сефии показалось, что и она, и то, что ее окружало, было каким-то невероятным сном, приснившимся капитану Кэт и ее матросам, когда они умирали от жажды в равнодушном море.

Сефия тряхнула головой, чтобы избавиться от этого видения, но чувство осталось.

Стрелец стоял по пояс в воде, стирая в озерце их одежду. Его обнаженная спина и плечи были покрыты шрамами. Он несколько прибавил в весе за последнюю пару недель, но, чтобы шрамы исчезли, потребуется некоторое время, хотя какие-то из них наверняка останутся. Услышав, что Сефия замолчала, Стрелец обернулся и, сложив ладони наподобие страниц книги, несколько раз открыл и закрыл их.

Сефия кивнула:

– Я продолжу, чуть погодя.

Стрелец вновь обратился к стирке; Сефия же, повертев в пальцах зеленое перо, положила его между страниц и закрыла книгу. Она подумала о том, каким образом история использовала капитана Кэт, чтобы быть рассказанной, – так, словно эта женщина была только вместилищем собственного жизненного опыта и переживаний, и они обрели независимую жизнь, как только она поведала о них другим людям.

Со Стрельцом этого пока не случилось: его история все еще жила в нем, заточенная молчанием, хотя знаки этой истории были повсюду на его теле – шрам на горле, шрамы на спине, груди и руках.

Пятнадцать ожогов.

Пятнадцать отметин.

Пятнадцать ударов.

И вдруг, даже не желая этого, Сефия увидела, как золотые полосы обвили руку Стрельца. Он двигался, а они сливались и кружились, переливаясь тысячами оттенков света.