на первом этаже, был чисто вымыт. И красные квадраты обожжённой глины пола ожидали печальных гостей, которые, несомненно, придут выпить по стаканчику после похорон.

Я была одна в тишине дома. Смотрела фотографии, плавно перемещавшиеся на экране монитора с им только ведомым выбором очерёдности.

Да, не всегда тут мне радужно — а порой и невыносимо...»

* * *

«Снега всё не было. А уже — середина декабря. Он должен скоро прийти. Мы поссорились вчера. Всё из-за выставки. Впрочем, теперь неважно.

Иногда мне было хорошо здесь, с ним. Среди домов из замшелых камней. И река текла рядом... Просто постепенно тут всё пожухло и затянуло. Как в болоте. Бессмысленно.

Ничего не развивалось. Я просто оставалась курицей-домохозяйкой. Когда ждёшь, когда тебе принесут корм. Выпустят погулять. Отвезут-привезут. Наорут, если ходила не туда, куда надо, и говорила не с тем и не о том, о чём надо...

Я часто бывала сама в себе и сама с собой. Мои

 

109

Галина Хериссон

 

перипетии было трудно понять. Даже веселиться не получалось. Было чувство вины с примесью отвращения. Отвращения от всей этой тотальной зависимости...

Я просто плыла по течению. Но с такой скоростью, что всё это походила больше на лужу, поросшую ряской, чем на реку...»

 

Влюблённая

«Я всё чаще стала ездить в Париж. При любой возможности. Денег, заработанных, будучи няней, и немножко от продажи картин (в основном друзьям и родственникам Седрика), хватало на “блаблакар”... Однажды, гуляя по Монмартру, недалеко от квартирки моей дорогой подруги Надин, я набрела на странный магазинчик. Там я встретила А.

Тогда, кажется, впервые я влюбилась вот так, с первого взгляда. Coup de foudre (“удар молнии”) означает на французском любовь с первого взгляда.

Рассказала Надин. Просто когда она пришла с работы, у меня была такая цветущая рожа! Скрыть было невозможно. Ну и мы привыкли с ней делиться обо всем. Мы ж как сёстры!»

* * *

«Можно проснуться от пришествия («пиршества») дня, оттого что солнце светит в окно, даже если очень рано, а ведь я — не ранняя пташка. Можно от насильного звонка будильника (по привычке вставать рано на работу, конечно, тоже можно), а можно проснуться от кошмара...

Помню смутно сон: лес, машина, звери. Двор детства, зима, мороз, наст.

110

НЕ ПРО ЗАЕК

 

Три сестры, ребёнок. Скакалки, руки связаны, полёт, нет трусов под колготками и холодно... Балкон, крики родных, отец, не пускают...

Пробуждение: утро, шторы на окнах, свет насквозь...

Вчера я проснулась от ярких снов: картин маслом в зарослях гигантской красно-оранжевого амаранта...

Ещё не уехав из Парижа, я стала искать способ, как туда (в него, город, мною долго не любимый) вернуться. В его (Его) солнце, в его (Его) улицы.

Находиться в пяти минутах ходьбы от него и не пойти казалось ужасным: и не то чтобы смертельным, но просто как было бы невозможным отказаться от «надвигающегося оргазма»...

И вот я уже сидела в кресле мягком, прохладном и чёрном, сжимая в руках большой пакет “Фрискис” для кошки.

Кстати, опять про животных... странным образом вчера в бутике “Интерлок” умерла рыбка. Опять меня окружает любовь и смерть. Я наблюдала за рыбкой утром, а через пару часов узнала с удивлением (больше по отношению к себе, нежели к несчастной рыбке) о смерти этого прозрачного существа. Смерть питомцев уже входит у меня в привычку... Впрочем, рыбка не была уж такой несчастной: она умерла счастливой и всеми любимой в аквариуме с пузырьками, в котором Ал менял воду...

Я знала, что в это время он начинает выносить «экспонаты» из нижнего ателье, там, где мы увиделись впервые, в верхний зал, где мы впервые услышались. Именно тогда я вошла, оглядывая все эти странные объекты, собранные с парижских улиц. Я услышала голос, шедший неизвестно откуда, прекрасный, как

111

Галина Хериссон

 

чёрное серебро, как бархат, как сливы, как ночь! Тогда, ещё полгода назад...

Голос просил меня выйти и через соседнюю дверь войти в нижнее ателье, там, где был он: с длинными, собранными на макушке тёмными волосами, горящими янтарём глазами и мягкими (наверняка тогда) губами, тёплыми в тот вечер с ледяным ветром и градом ранней весной...

Вчера, сентябрьским утром (спустя полгода, когда мы, наконец, стали любовниками) я спустилась на улицу за кормом для кошки Надин и села в кресло на тротуаре перед бутиком “Интерлок”. Самые разные кресла были выставлены на обозрение, продажу, второе рождение.

Ал появился из проёма двери, и я уже видела его профиль, затем, уже развёрнутую в мою сторону лицо, глаза, руки, держащие тяжёлые ящики, которые в тот момент чуть было не упали на тротуар. Ведь я вчера сказала, что непременно в тот же день уезжаю!