мы сможем начать исцелять наш разделённый мир. Теперь в моей груди был непоколебимый жар, как будто сам маг вёл меня к тому последним руинам. Юна и боги ждали.

Мы пересекли мощёную булыжником улицу и толкнули дверь. Пожилая женщина с сильно загорелой кожей и морщинами, скрывающими её глаза, стояла за прочной трибуной, делая заметки на пергаменте пером. Она посмотрела на нас поверх очков, затем снова перевела взгляд на лежащую перед ней бумагу.

— Сколько комнат?

— Только одна, — ответил я.

Она отложила перо и рывком открыла толстую гостевую книгу. Проведя пальцем вниз по странице, она кивнула.

— У меня есть одна свободная, которая подойдёт, если вы не против разделить кровать. Две ауры за ночь.

Сунув руку в карман пальто, я вытащил кошелек с монетами из внутреннего кармана. Слава богам, я оставил его при себе, вместо того чтобы спрятать в наших сумках. Я вложил биты в её раскрытую ладонь, и она убрала их в ящик, а затем повела нас к узкой лестнице рядом с гостиницей. Оказавшись в нашем номере, она отдала ключ.

— Уже поздно, но вы, вероятно, сможете получить немного еды у бармена, — она прищурила глаза, оценивая наш растрёпанный вид, и фыркнула. — Дальше по коридору есть ванна. У меня есть кое-какая запасная одежда, забытая путешественниками. Я не могу говорить о том, где она была, но она намного чище, чем то, что на вас сейчас. Я оставлю её за дверью.

— Спасибо, — сказал я.

Она ушла, не сказав больше ни слова, и мы ввалились в комнату. Тесная, но на удивление чистая, её было более чем достаточно. Лина рухнула на кровать, достаточно большую для двоих, и протяжно вздохнула. Калем и Озиас направились к двухъярусной кровати, оба присели на нижний матрас и скинули ботинки.

— Я больше напоминаю грязь, чем человека, — сказал Калем, проводя ладонями по своему покрытому грязью пальто.

Пыль посыпалась на простыни вокруг него.

Озиас легонько толкнул его.

— Ты только что официально заявил права на эту кровать. Я не буду спать на этом мусоре.

Калем возмущённо фыркнул.

— Ты слишком велик для верхней койки. Она обрушится на меня, пока я буду спать.

Лина рассмеялась, самый сладкий звук, который я слышал за последние дни, и на мгновение всё стало хорошо. Мы были в безопасности. У нас было место для ночлега. Была еда. Возможность восстановиться. Мы знали, куда направляемся и как туда доберёмся. И хотя мы потратили на наше путешествие больше времени, чем ожидали, у нас всё ещё оставалось немного времени до годовщины смерти Селесты. С усталой улыбкой я опустился на кровать рядом с Линой. Она прислонила голову к моему плечу.

— Интересно, как у всех дела, — размышляла она вслух.

Тяжесть поселилась глубоко во мне, и временное счастье, наполнявшее мою грудь, испарилось. Гейдж. Кост. Все наши братья.

— Я пойду тенью и найду Коста. Как только я сообщу ему о нашем местоположении, я вернусь, и он сможет тенью пройти сюда и ввести нас в курс дела. А пока иди, приведи себя в порядок. Расслабься немного.

Запечатлев поцелуй на впадинке моей шеи, она сказала:

— Хорошо. Увидимся через несколько минут, — и с этими словами она, Озиас и Калем ушли, а я откинулся на кровать.

Уступив место теням, я почувствовал, что моё сознание отделилось, и я помчался сквозь ночь в направлении Хайрата, желая лично убедиться, что с моей семьёй всё в порядке.

* * *

Кост стоял перед нами в облаке теней, его фигура колебалась по краям. В нашей комнате было всего две свечи, по одной на каждом прикроватном столике, и мерцающий, слабый свет их пламени делал Коста ещё более призрачным, отчасти из-за его теневой формы, но в большей степени из-за его измождённого выражения лица. Под глазами у него образовались мешки, как будто он не спал несколько дней. Его обычно уложенные волосы были жидкими и растрёпанными, а плечи напряжёнными. Лина сидела на нашей кровати, вертя цепочку своего бестиария. Скрестив руки на груди, Озиас прислонился к стене и посмотрел на Коста с таким же беспокойством, как и я. Даже Калем был нехарактерно спокоен. Он сидел на краю своей кровати, упёршись предплечьями в колени.

Стоя рядом с Линой, я сунул руки в карманы брюк.

— Кост, что происходит?

Я ждал достаточно долго. После того, как моя тень оказалась в Хайрате, я быстро нашёл его. Он стоял у входа в библиотеку и вообще ни на что не смотрел. Просто уставился в одну точку. Когда я спросил, что случилось, он сказал, что предпочёл бы рассказать нам всем одновременно.

— Гейдж ушёл, — его слова были мягкими. Сломленными.

Рука Лины замерла на её ключице.

— Что ты имеешь в виду, говоря «ушёл»?

— Ушёл. Его больше нет в Хайрате. Мы не знаем точно, когда он ушёл. Мы не знаем… почему.

Он судорожно сглотнул, как будто не был уверен в собственном утверждении.

— Мы даже не знаем, куда он пошёл. Он просто… ушёл.

— Чёрт, — Калем уронил голову на руки.

Лина крепко зажмурила глаза.

— Гейдж…

— И убийцы, и Заклинатели искали его, но что-то не так в Китском лесу. Монстры возбуждены сильнее, чем обычно, — Кост снял очки и долго смотрел на них. — Наши часовые вернулись ради их собственной безопасности.

— Мы найдём его. С ним всё будет в порядке, — сказал я.

Но мои слова казались пустыми, когда мы были так далеко и не имели возможности их исполнить.

— Я сомневаюсь, что ему угрожает какая-либо опасность.

— Прямо сейчас единственная опасность, с которой он сталкивается, это он сам.

Кост моргнул, глядя на свои очки, как будто забыл, зачем снял их в первую очередь. Немного погодя он снова водрузил их на нос, не полируя.

— К сожалению, мы не можем больше тратить время на его поиски. Нам нужно сосредоточиться на том, как остановить Язмин.

— Верно, но…

Лина открыла глаза, и слеза скатилась по её щеке. Она вытерла её дрожащими пальцами.

— Мы найдём его, Кост.

Он натянуто кивнул.

— Конечно. Но Язмин важнее. К тому же у меня есть новости, — он прочистил горло. — Мне кажется, я знаю, какой последний ингредиент для её заклинания.

Я знал, что он был эмоционально истощен из-за исчезновения Гейджа. Но я ожидал какой-то положительной реакции на это открытие. Лёгкая улыбка. Взгляд, полный надежды. Вместо этого он оставался таким же напряжённым, как всегда. Настолько сильно, что вместо радости всё, что я почувствовал, это глубокую, тревожную тяжесть в животе.

— И?

— Это сердце.

Лицо Лины