Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поэтому берегитесь нашего телевидения – оно совершает морально-нравственную диверсию!
УТРО, ДЕНЬ, ВЕЧЕР
УТРО
Проснувшись, Свиридов повернул голову и стал разглядывать Тоню.
Он научился отключать свое внимание и свой взгляд, нарушающие сон человека, и теперь спокойно смотрел на Тоню.
Тоня спала, прикрытая легким одеялом и подложив руки под голову. На загорелых плечах выделялась белизна ее тонкой сорочки.
«А ведь раньше мы всегда спали голые!» подумал Свиридов и осторожно коснулся губами ее плеча.
Тоня отреагировала сразу – повернулась, протягивая руки и обнимая его, и прижимаясь лицом к нему. И только потом открыла глаза и поцеловала.
– Доброе утро, милый!
– Доброе утро, моя родная. А раньше ты спала без рубашки …
– Можно подумать, что моя рубашка когда-нибудь тебе мешала!
– Но зато она многое скрывает …
– И опять-таки это тебя не останавливало. Что-то не так?
И Тоня стала целовать его грудь, а потом села и одним движением сбросила сорочку.
– Кстати, голышом прогуливаться в туалет мне неловко … Что ты делаешь? Твои руки …
В этот раз они опоздали к завтраку и Верочка посмотрела на дедю и бабу с легкой укоризной …
УЛЯ, ТЫ ЗАНЯТА?
– Уля, ты очень занята? – высветилось на дисплее пейджера.
– Нет, я иду к тебе. – тотчас ответила Уля и как была, не снимая фартука, пошла в мастерскую Гриши.
Гриша сидел на диванчике, на коленях его лежал незаконченный рисунок, но он не смотрел на рисунок, а сидел, закрыв глаза.
– Что, Гришенька?
Уля подсела к нему поближе, сбросив туфли, забралась с ногами.
Гриша молча обнял Улю.
Тогда она начала говорить – обо всем, о чем придется: о проделках Верочки, о вчерашней заказчице, о нитках, которые никак не подберешь в тон, о своих разговорах с Дашей и с Любой, и о всяких других повседневных делах …
Гриша взял рисунок и показал его жене.
Старый город с островерхими крышами, лента мертвой реки, а на этой стороне, на набережной сидел человечек. Вернее, сидело что-то, напоминающее человечка, и он портил всю картину – пейзаж оставался мертвым.
И Уля, продолжая своей монолог, стала говорить, что там, наверное, холодно, но нет туч и нет ветра, А где же птицы? Наверное, они улетели на площадь, где их подкармливают. А вода такая холодная, и так холодно и одиноко сидеть у неподвижной воды. И так неудобно – я бы села вот тут, у камней, они прикрыли бы меня от ветра …
И Уля говорила, говорила, уже чувствуя себя одиноко на неуютной набережной, вдали от тепла, когда ни одно окно не обещает тебе приют …
Гриша вытянул руку и Уля увидела, что по нижней стороне листа бумаги было несколько откидных клапанов – на одном из таких клапанов был изображен человечек. Гриша отогнул клапан и берег обезлюдел, а рисунок стал еще более безжизненным.
В руке Гриши появился фломастер, но Уля не рискнула пошевелиться и убрать свою руку.
А конец фломастера прицеливался и двигался над листом бумаги, и вместе с рукой Гриши двигалась рука Ули – но она сама еще не ушла из пустоты и холода безжизненного города.
А фломастер одним движением родил птицу над пустой водой и двинулся ниже, к берегу. Тут из-за края листа появился чистый клапан и закрыл часть берега. И острый конец фломастера завис над белизной листа.
Уля боялась дышать. Рукой, которую она засунула за спину Гриши, она чувствовала напряжение его мышц, а другая рука ощущала дрожь фломастера.
И тут кончик фломастера начал касаться бумаги – Уле было плохо видно, что именно этот кончик создавал.
Гриша отодвинул руку и Уля увидела на берегу, на камне, девушку в накидке – птица летела к ней. И пустое холодное небо ожило, и дома – там, далеко – казались не такими угрюмыми …
– Гриша …
– Что, родная моя?
– Гриша …
– Что, любимая? Ты в фартуке? Я тебя вытащил с кухни? Пошли, я помогу тебе …
Когда на кухню, привлеченная вкуснейшими запахами, заглянула Тоня, Гриша сидел на высоком барном табурете и держал на коленях Улю, а Уля целовала лицо Гриши.
– Мама Тоня … – оторвалась на мгновение Уля и продолжила покрывать поцелуями лицо Гриши.
А вечером, когда Верочка уже угомонилась, Гриша вынес в гостиную новый рисунок.
Там все было серое – но какая разнообразная гамма серых цветов!
Небо было серое, и серые здания стояли на том берегу реки.
А вода была серебристо-серой, и над ней летела темно-серая птица. Спиной к зрителю, тут, на берегу, на камне, сидела девушка в накидке и капоре, и птица летела к ней.
И хотя и накидка, и капор на голове девушки были серые, но они казались радостно-цветными.
А на том берегу, в сплошной стене серых стен, светилось окно – только одно окно на весь застроенный берег.
У Гриши появилась особая папка, куда он складывал такие рисунки, и кроме хороших грифельных карандашей – большие многоцветные наборы фломастеров.
ВЫХОДНОЙ
– У кого какие планы на выходной день?
– Чур, я с дедей! – сразу заявила Верочка. – Папа, мы возьмем с собой маму и бабушку! И тебя!
– Ну, спасибо, внученька!
Верочка перелезла с рук матери на руки бабушки и обняла ее за шею. – Баба, я тебя люблю!
– Тогда я предлагаю экскурсию на наш садовый участок! Поедем и проведем там весь день!
– Ура! Дедя молодец!
– Тогда я пойду, подготовлю мамину машину, – сказал Гриша. – Там места на всех хватит …
Все семейство Свиридовых разместилось в белом «Гелендвагене», за руль сел Гриша, а Верочка устроилась на руках Свиридова на заднем сиденье, рядом с Улей.
А Тоня села рядом с Гришей.
Этим автомобилем, полученным Тоней в подарок после возвращения из долгой зарубежной командировки, очень редко пользовался Свиридов – только для деловых поездок. Зато Тоня часто выезжала в Москву на этой машине – резвому солидному белоснежному «Гелендвагену» почтительно уступали дорогу.
По объездной дороге – мимо жилого массива около машиностроительного завода Дементьева – автомобиль быстро помчался по направлению к колхозу, а затем свернул направо и через длинный-предлинный мост въехал в комплекс садовых участков, разгороженный прозрачными заборами из сетки.
На многих участках уже вырастали домики, еще больше участков светились кучами бревен.
– Пап, куда ехать?
– Вон туда сверни. Вот этот участок – наш …
Как и у других участков передней части забора не было, а на участке высились три больших штабеля бревен и