Сима замолчала, прислушиваясь к звукам. За кустами шелестит река, с другой стороны гудит город, а Сима посредине, словно вне и того, и другого, вне мира и вне времени вообще. И, возможно, если закрыть глаза, появится Тропа — вот просто сидеть здесь и никуда не идти, и Тропа приведет ее к воротам, которые теперь всегда открыты, и там спокойно и тихо. И если поймать это ощущение тишины сейчас, здесь, то проблемы, которые появились в последнее время, как-то сами рассосутся. Ведь уже бывало так, и не раз, — вот она что-то не хочет делать и откладывает, откладывает, потому что — ну, вот не хочет, не лежит душа, а потом оно — раз! — и само как-то решается, разруливается.

Сима пересыпает песок из ладони в ладонь, и он с сухим шелестом ложится гладкой горкой около бетонной стяжки, удерживающей памятник и закрывающей могилку Сэмми. Таня была права, так надо было сделать, никто не наступит, и дождь не достанет, и собаки не разроют.

Сима даже не заметила, как выкопала в песке ямку сантиметров двадцать в глубину, пока ее пальцы не наткнулись на какой-то гладкий предмет у основания бетонной стяжки. Предмет прилип к бетону, но Сима нажала пальцами и вытащила — это оранжевая пластиковая капсула от киндер-сюрприза. Видимо, она была в песке, когда Роман наливал бетон.

— Чего только люди не бросают…

Сима уже совсем было хотела швырнуть капсулу подальше, но сквозь кусты идут люди, и идут как раз к тому месту, где она сидит. А бросать мусор на глазах у людей нехорошо, да и вообще, зачем его бросать, если можно положить в сумку и потом кинуть где-нибудь в мусорный контейнер.

— Вот здесь, я еще тогда запомнил…

Мужчина останавливается и смотрит на Симу, около него стоит заплаканная женщина. У мужчины в руках лопата, и Сима понимает, зачем эти двое здесь.

— Извините…

Мужчина даже попятился, но женщина не дала ему уйти.

— Я не думаю, что она станет возражать. — Ее голос, низкий и хрипловатый, дрожит от сдерживаемых рыданий. — Мы накануне гуляли здесь и видели памятник, а сегодня утром погиб наш малыш… попал под машину. И мы подумали, что раз уж здесь есть захоронение, привезти его сюда… тоже. Мы не думали, что…

— Понимаете, Зак был таким милым псом, и мы его очень любили, и он просто выбежал на дорогу, а водитель не успел притормозить… — Сима видит, что мужчина держится из последних сил. — Ему было всего пять лет… И водитель не виноват, конечно.

— Вы хотите его здесь похоронить?

— Да. — Мужчина смотрит на лопату в своей руке, словно только что ее обнаружил. — Мы хотим похоронить Зака здесь, чтобы… Ну, чтобы можно было иногда приходить.

— Он был самым лучшим псом в мире! — Женщина снова заплакала. — Господи, я просто не могу поверить, что мы сейчас зароем его и уйдем!

Мужчина осмотрелся и начал копать яму по другую сторону от тополя.

— Вы памятник сделали, вот так мы и увидели. — Женщина присела рядом с Симой. — Были здесь — и увидели, Зак его обнюхал… Господи боже мой, могла ли я думать, что через два дня мы будем копать тут яму для него!

— Лена, это случайность.

— Я знаю, но мне что, легче от этого? — Женщина плачет навзрыд. — Вот, смотрите, какой он был славный!

Она достала телефон и продемонстрировала Симе фотографию крупного молодого ротвейлера с умильной мордахой.

— Все говорят, что ротвейлеры злобные, но я думаю, что характер собаки зависит от характера хозяина, если хозяин отморозок, и пес будет точно таким же. — Женщина всхлипнула. — А наш Зак был добрым, ласковым псом и очень игривым. Он в жизни своей никого не укусил или что-то такое, кошек никогда не обижал…

Сима понимает, что женщине нужно кому-то рассказать, ей точно так же хотелось рассказать о Сэмми людям, которые его не знали, хотелось объяснить, каким он был, чтобы люди понимали, что это не просто кот, а самый лучший кот в мире и скорбеть по нему — вещь вполне естественная. А еще она понимает, что сейчас нужно уйти и дать этим двоим проститься со своей собакой.

А она придет сюда позже, ведь Сэмми теперь всегда будет здесь.

* * *

— Смерть наступила по естественным причинам. — Патологоанатом подает Реутову заключение. — Внутренние органы трупа сохранились, никаких следов насилия не обнаружено, как и остатков веществ, которые могли бы послужить причиной смерти.

— То есть ее не били по голове тупым тяжелым предметом, не душили и не травили. — Реутов бегло просматривает протокол вскрытия. — От чего же она умерла, от старости?

— Можно и так сказать. Эта женщина нормально питалась, и убил ее банальный инфаркт, который, возможно, случился в отсутствие дома родственников или же ночью, и она не проснулась. Тело мумифицировалось отчасти потому, что эта женщина при жизни очень много пила. Она проспиртовалась насквозь — тем не менее это не помешало ей дожить до очень преклонных лет. В момент смерти ей было лет восемьдесят пять, туда-сюда пару лет.

— Это подтверждается данными из реестра, прописаны были убитая Смалькова и ее мать, Рыбник Мария Константиновна. Когда наступила смерть?

— Судя по анализам, как я и предполагал, примерно пять лет назад, точнее не скажу.

Реутов присвистнул. И все это время труп находился в квартире, и никто из соседей ничего не заподозрил. Хотя, возможно, умершая была не слишком общительной. Тем более при жизни она пила, так что люди и сами избегали общения с ней. Ну, перестала показываться вечно пьяная старуха — и ладно, кому интересно, куда она подевалась? Да еще старые соседи съехали, а новые о старухе даже и не знали.

— Эти пятна на лице и руках трупа — следы акриловой краски. — Патологоанатом покачал головой. — Видимо, генерал прав, дочь пыталась маскировать труп и подбирала тона, слои краски это подтверждают. Уму непостижимо…

— Хорошо, тут я понимаю. — Реутов спрятал заключение о вскрытии в папку. — А что по убитой Смальковой?

— Тут любопытная картина. Смерть наступила в результате удушения медной проволокой, которая глубоко врезалась в ткани. — Патологоанатом порылся в бумагах и передал Реутову еще один лист с протоколом. — Но в организме убитой обнаружены барбитураты, и я думаю, что в момент смерти она была уже в бессознательном состоянии и не сопротивлялась.

— А это значит, что следов от проволоки на руках убийцы может и не быть, он или она просто закрутили проволоку на шее Смальковой и подождали, пока она задохнется.

— И это могла сделать даже миниатюрная девушка. — Патологоанатом хитро подмигнул Реутову. — Хороша рыженькая, скажи? А ведь она вполне была в силах это сделать.

— Да, если бы не куча свидетелей и не запись с камеры видеорегистратора, — Реутов проигнорировал замечание о внешности Симы. — Да и как бы она накачала бабку барбитуратами? Нет, тут управился кто-то похитрее Симы Масловской. Тот, кто смог накормить старуху лекарствами, а значит, она этому человеку доверяла либо просто не ждала от него такого. Кто-то безобидный на вид и очень хитрый.