– Наверное, это серьезное дело, если кто-то решил слить инфу.

– Откуда ты знаешь, что это не ловушка? – Очевидный вопрос Мед заставил Джек осечься. МКС могла легко проследить это письмо до сети, в которой оно оказалось.

– А, черт. Ты получила его здесь?

– Нет, я зашла на рабочий сервер удаленно. Если они что-то вынюхивают, то след приведет их только в Йеллоунайф.

Криш побледнел. Джек знала, что именно таких шпионских дел он боялся больше всего. Она легко могла представить, как он сейчас рассчитывает риски, которые этот проект представляет для его очередного гранта. Черт побери, да, может, среди его спонсоров есть и «Закси». Он открыл рот, чтобы заговорить, и Джек сжалась. Она предполагала, что он прикажет им убираться из его маленького веселого пузыря, где радикализм рос лишь до тех пор, пока это разрешали правила корпораций.

– Думаешь, твой начальник что-то знает? – неожиданно спокойно спросил Криш. – Он просит тебя вернуться, потому что получил жуткограмму из местного офиса МКС?

– Возможно.

– Тогда тебе нужна веская причина, чтобы остаться здесь. Причина, в которой никто не усомнится. – Он рассеянно указал рукой на свой стол. Он, казалось, просматривает заголовки писем, не читая их. – Кроме того, эта причина должна оправдывать твое слегка таинственное поведение.

Он криво усмехнулся.

– Мед, вы прибыли в мою лабораторию с хвалебной рекомендацией от одного из лучших генных инженеров, которых я когда-либо знал. – Криш указал на Джек. Внезапно его тон стал официальным, словно он обращался к слушателям на конференции. – Я очень рад, что вы приехали на собеседование так быстро, поскольку на прошлой неделе нашего лучшего разработчика препаратов, к несчастью, переманил Университет Британской Колумбии.

Он повернулся к Мед. Она тоже заулыбалась.

– Думаю, мы сможем предложить вам жалованье, сравнимое с тем, которое вы получаете в Йеллоунайфе. Кроме того, у вас будут собственный бюджет и исследовательская группа. Я понимаю, что вы… э-э… доктор Коэн… возможно, захотите обдумать это предложение, но мы были бы счастливы, если бы вы сразу приняли участие в нашем новом проекте.

– Спасибо, доктор Пател, – ответила Мед столь же наигранным официальным тоном. – Но, раз уж мы теперь будем работать вместе, то, пожалуйста, зовите меня «Мед». Меня так все называют.

Этот тихий разговор был пустяком, уловкой для того, чтобы отвести от себя подозрения. Но, кроме того, он имел огромную важность: Мед получала реальную работу, ту же самую работу, о которой когда-то мечтала Джек, и в этой же самой лаборатории. У Джек закружилась голова при мысли о том, сколько времени прошло с тех пор, когда она хотела эту работу, и сколько она приняла решений, которые заставили ее порвать с этим местом. Она посмотрела на Криша и Мед, и ее внезапно переполнило почти болезненное чувство привязанности – не только к этой умной юной исследовательнице, но также к мужчине, который распознал в Мед блестящего ученого. Оказалось, что, приехав в «Свободную лабораторию», Джек совершила первое хорошее решение после череды плохих.

Она подошла к Кришу и заглянула ему через плечо. На столе он открыл досье Мед из Йеллоунайфа. Над именем бота располагалась его черно-белая фотография с именем и должностью: Медея Коэн, PhD, научный сотрудник. Специализация: тестирование и разработка фармацевтических препаратов, нейрогенетика. Ниже – аккуратный список публикаций; в некоторых из них ее имя стояло первым. Членство в нескольких профессиональных обществах, в том числе в одной прогрессивной благотворительной организации, которая сотрудничала с группами Freeculture. Идеальный портрет молодого, целеустремленного, либерально мыслящего генного инженера: никаких «черных меток», никаких пробелов в послужном списке, публикации только в авторитетных научных журналах.

Вплоть до последних дней Мед была очень хорошей девочкой. И Криш только что наградил ее за это, предложив работу, о которой мечтает каждый научный сотрудник. В Йеллоунайф ей возвращаться не придется.

11 июля 2144 г.

На закате каждая поверхность в старом городе продолжала излучать тепло. Однако в кафе, покрытом слоем светоотражающей краски, было прохладно, а система водяного охлаждения воздуха не давала посетителям потеть. Элиаш заказал ароматный улун, подойдя к длинной стойке бара, сделанной из полированного дерева и украшенной мавританским узором из проникающих друг в друга многоугольников. Сквозь тусклые серые окна виднелся крошечный, закрытый навесами переулок – один из многих извилистых переулков самого старого района Касабланки. На противоположной стороне улицы арочный проход, выложенный голубой плиткой, вел в едва различимый дворик. В соседнем дворе женщина наполняла кувшины водой из фонтана; его изящно уложенные камни относились к эпохе, когда здесь находилась страна под названием Марокко. Теперь Касабланка была одним из ключевых портов Африканской Федерации, и международный капитал тек в нее рекой.

Рядом с осыпающейся стеной многоквартирного дома какой-то мальчик выложил товары на продажу: длинных, похожих на стрелы рыб на тележке и клетку с жужжащими дешевыми беспилотниками-наблюдателями.

По улицам старого города потекла толпа людей, вышедших с работы. Их извергли из себя маршрутки с кондиционерами, каждые пять минут отправлявшиеся из «Парка биотехнологий». Деловые костюмы выделяли этих людей среди местных. Некоторые были одеты в безупречно белые дешдаши или украшенные вышивкой кафтаны поверх хаки; некоторые носили на голове цветные хиджабы или «хвосты» сари на плечах. На некоторых были джинсы и сорочки, произведенные в Зоне, а кто-то придерживался ретро-стиля, выбрав для себя легкий полотняный европейский костюм. Все болтали друг с другом или по сети с помощью наушников, очков-дисплеев, периметров, имплантов и специализированных невидимых устройств.

Многие из них зайдут в одно из нескольких десятков тайных кафе, созданных в пражском стиле. Они появились здесь более шестидесяти лет назад – после коллапса, произошедшего в конце XXI века, в ходе которого население и сельское хозяйство сильно пострадали от различных болезней. После этого недавно образованная Африканская Федерация опубликовала в своей столице Йоханнесбурге десятилетний план. Правительство обещало тремстам миллионам жителей создать самую высокотехнологичную аграрную экономику в мире.

Радикальный реформаторский закон позволил правительству Федерации превратить практически весь континент в особую экономическую зону, где никак не ограничивались исследования в области сельского хозяйства. Компании из Еврозоны и Азиатского Союза устремились в космополитичные города Федерации, чтобы изучать трансгенных животных, которые синтезировали лекарственные препараты, синтетические быстрорастущие организмы, метагенетическую инженерию почвенно-растительного слоя и методы внеземного сельского хозяйства для экспорта в колонии Луны и Марса. Другие экономические коалиции признали недавние открытия в молекулярной инженерии небезопасными и этически сомнительными. Но не Африканская Федерация.