— Может, уже пора посмотреть последние новости? – вздыхаю я, когда мы втроем возвращаемся домой.

Еще по утру мы с Андреем решили, что этот день должен начаться, и закончиться спокойно. Никаких новостей, никаких телефонов – ничего! Потому я до сих пор не знаю что написали журналисты по результатам моей пресс-конференции – поверили, или еще больше ополчились на нас?!

— Лучше завтра, — отвечает Андрей. – Давай пока не думать ни о чем, кроме нас?

— Давай, — улыбаюсь я.

День прошел чудесно, и даже Захар не капризничал. И во время церемонии он вел себя, как послушный сын и идеальный ребенок, и сейчас сидит на заднем сидении в детском кресле, разглядывает заснеженную Москву, проносящуюся за окном автомобиля.

Устал. Зевает – утомил ребенка этот богатый на события день.

— Скоро уже дома будем, — предвосхищаю я вопрос Захара, и он кивает. И засыпает – моментально, как умеют это делать лишь дети, совесть у которых чиста.

— Кстати, насчет нас, — Андрей понижает голос, и выключает музыку: — по документам Захар до сих пор мне никто. Нужно это исправить!

Ну вот, сейчас задаст тот самый вопрос… точно!

— Он ведь Ярмышев? А отчество ты какое попросила указать?

— Ярмышев Захар Эдуардович, — отвечаю я быстро, а затем тычу указательным пальцем на рекламный баннер: — ой, гляди какая девушка! На Кристинку похожа – один в один, надо ей…

— Эдуардович? – перебивает меня Андрей. Хмурится, чуть прибавляет скорость. – Почему именно это отчество-то выбрала?

— Посоветовали мне, — отвечаю я.

После родов я была не в себе, как и во время беременности. И мое желание не указывать отца ребенка все поняли – такое часто бывает, но без отчества в России не обойтись. Не в Америке живем! Вот и посоветовали мне дать Захару такое-же отчество, как и у меня.

— Ладно, — кивает Андрей, которому новость не понравилась. – Будет Громовым Захаром Андреевичем! Тебе тоже документы нужно поменять, милая.

Громова Марина Эдуардовна. Непривычно звучит.

Но бабушка говорила, что женщины быстро привыкают к новому, а значит, и я привыкну.

Подъезжаем к дому, и облегченно вздыхаю – этот короткий разговор подпортил мне настроение, как и Андрею. Сейчас уложим Захара, и останемся наедине – и до завтра все будет идеально! Брачная ночь, к которой я кое-что приготовила… надеюсь, Андрею понравится мой вишневый корсет! Мне-блондинке он был не к лицу, но мне-брюнетке очень даже подходит. Развратная вещичка, открывающая больше, чем скрывающая… скорее бы оказаться наедине!

Едва мы оказываемся на подъездной дороге, я понимаю, что наедине мы окажемся не так скоро.

— Это ведь Астон Мартин Олега? – уточняю я у Андрея, кивая вперед.

— Да, его, — хмурится он. – Странно, брата я не звал.

Выходим из машины, и Андрей аккуратно приподнимает Захара на руки. Позади нас тормозит наша охрана из бывших подчиненных Андрея, из бандитов переквалифицировавшихся в секьюрити.

— Привет, брат, — громко здоровается Олег, выходя из машины. Затем замечает спящего на руках Андрея ребенка, и удивленно округляет рот. Переводит взгляд с Андрея на Захара, с Захара на меня… не узнает!

— Здравствуй! Зачем пожаловал? – интересуется Андрей, не торопясь приглашать Олега в дом.

Олег не особо реагирует на вопрос Андрея, продолжая пялиться на меня. Ну и дурак – цвет волос, конечно, меняет внешность, но не до такой-же степени! Да и встречались мы с Олегом, мог бы и вспомнить меня!

— А вы кт… я – Олег, — представляется этот придурок, который почти не изменился внешне.

— Снежана, — мурлыкаю я, надув губки.

Но мою игру портят весьма неожиданно. И человек этот тоже – большая неожиданность. Меньше всего я ожидала увидеть ее снова!

— Олежек, и как тебе встреча с бывшей? – интересуется Вероника, которая выпархивает с пассажирского кресла. А затем обращается ко мне: — Тебе идет, кстати!

Вероника по-прежнему красива. Ничуть не изменилась – те же идеальные, блестящие волосы; пухлые губы манят, будто спелая вишня. Выглядит даже моложе. Чем раньше, хотя я по-прежнему не могу определить ее возраст: от двадцати пяти до пятидесяти.

Я, особенно находясь рядом с ней, выгляжу бедной родственницей. Недорогое пальто, дурацкая шапка, связанная бабушкой, и пересланная мне почтой. Хоть сапожки на мне сейчас на каблуках, а не как обычно – массивные ботинки на нескользящей подошве. Уродливая вещица, но зимой не до красоты…

— Ты что здесь забыла? – злится Андрей, но я дергаю его за рукав.

— Давайте в дом зайдем! Холодно на улице, вдруг Захар затемпературит?

Андрей кивает, и мы идем по вычищенной от снега дорожке к дому. Внутри так хорошо: уютно, тепло, и лишь Олег и Вероника портят идеальную картину вечера, которую я желала воплотить в реальность.

— Так у вас ребенок? – интересуется Вероника, и смотрит на Захара с неподдельным теплом, немало меня удивившим.

Неужели эта мадам с сомнительной жизненной ориентацией любит детей? Хотя… Гитлер, вроде, художником был, так что все в этой жизни бывает.

— Ребенок, — отвечаю я. – А ты, как одежда перешла от старшего брата к младшему, да?

— Да, — хохочет Вероника. – Так и есть! Забавная ты, Марина!

Очень забавная. Скоро стендапом займусь, к тому же старт у меня уже есть – лицо засветилось и по телевизору, и в интернете. Буду грести деньги лопатой, и содержать Андрея на гонорары с корпоративов.

Заживем!

— Что нужно? – Андрей возвращается из детской, и сразу задает главный вопрос этой парочке. – И не ври, братец, что соскучился!

— Вообще-то, соскучился, — дуется Олег.

«Боже мой, — ужасаюсь я про себя: — мы ведь с Олегом похожи! Оба уже взрослые, но при Андрее ведем себя, как малые дети: Олег все еще в образе младшего брата, а я – в образе невинной юной девушки!»

— И потому притащил с собой эту? – Андрей кивает на Веронику, которая нагло разглядывает меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Вас можно поздравить? – вступает в беседу Вероника, которая, как почти любая женщина подметила кольцо на безымянном пальце.