В лучшую сторону изменились отношения русского императора и с Людовиком XVIII. Король понял, что после своей вторичной реставрации реально рассчитывать на помощь он может, помимо англичан, лишь со стороны России. Как в силу характера Александра I, так и потому, что русским (в отличие от соседей Франции пруссаков и австрийцев) от французов по большому счету ничего не надо. Кроме, разумеется, стабильности и мира.

Хотя формально работа над выверкой и перепиской заключительного акта Венского конгресса завершилась как раз в день битвы под Ватерлоо и после этого началось официальное подписание документа, следует учесть, что к этому моменту обстановка в Европе стала уже во многом иной. Вынужденные силой обстоятельств вновь решать проблему Наполеона, многие европейские страны стали иначе оценивать ситуацию. Сто дней показали, как хрупок европейский мир и как неустойчиво положение в самой Франции.

В то же время Сто дней убедительно доказали, что испытанием на верность может быть не только война, но и мир. Известна история о направленном против России тайном договоре между Англией, Францией и Австрией, который Наполеон, вернувшись с Эльбы, обнаружил в архиве Министерства иностранных дел. Не без надежды расколоть коалицию Наполеон тут же направил этот документ русскому императору. Уже умудренный годами Александр на очевидную провокацию корсиканца не поддался и нашел в себе силы прагматично закрыть глаза на очевидную нечистоплотность союзников. Как пишет по этому поводу Тарле, «царь отшвырнул прочь уже бесполезного для него Талейрана», но «простил» Меттерниха, потому что Австрия ему была нужна.

Многое из того, чего достиг на первой фазе переговоров в Вене Талейран, рухнуло, не говоря уже о его собственной карьере. Если до этого виновником всех бед, обрушившихся на Европу, признавался лишь сам Наполеон, то теперь (после того как он беспрепятственно вернулся в Париж) многие в Европе стали обвинять во всех бедах уже не только самого корсиканца, но и французский народ в целом. В Пруссии зазвучали настойчивые требования расчленить Францию на мелкие части, чтобы никогда больше не допустить с ее стороны агрессивных действий.

На этот раз политические интересы французов в Европе защитил уже не Талейран, а русский император, охладивший пыл пруссаков. Альтернативой разделению страны стало решение оставить на французской территории на переходный период часть союзных сил. К тому же это отвечало интересам пока еще слабой власти самих Бурбонов. Контролировать ситуацию в Париже от лица союзников поручили Веллингтону, что, естественно, порадовало англичан.

Закрепили свои позиции во Франции и русские. После ухода в отставку Талейрана и Фуше правительство возглавил русский француз герцог Ришелье, бывший правитель Новороссийского края. Тот самый, что когда-то от имени Екатерины II приезжал к роялистам из армии Конде с необычным предложением отправиться в Россию, чтобы заняться там сельским хозяйством.

Талейран язвительно заметил о своем преемнике: «Это француз, который лучше всего знает Крым». Это правда. Но тем справедливее будет признать заслуги Ришелье: практически в незнакомой для него стране, не имея никаких связей, в условиях крайне слабой и непоследовательной власти короля Людовика, преодолевая бесконечные интриги со стороны радикальных роялистов и вчерашних якобинцев, он сумел провести Францию через сложнейший переходный период. Ришелье ушел в отставку лишь тогда, когда страну покинули войска союзников. А это фактически означало признание успехов правительства Ришелье. Союзники уходили, потому что власть во Франции стала достаточно прочной, а ее политика предсказуемой и неопасной для окружающих.

Русско-французский министр у некоторых союзников вызывал, конечно, изрядное беспокойство, но прагматичные англичане отнеслись к этому факту вполне взвешенно. Тот же Каслри докладывал по этому поводу в Лондон:

Говоря о том периоде, историки, к сожалению, нередко акцентируют свое внимание лишь на разногласиях между бывшими союзниками, легко определяя при этом как правого, так и виноватого. Когда читаешь подобные сугубо «патриотические» труды по истории дипломатии (как российские, так и зарубежные), хорошо видишь, насколько идеологическое противостояние между Востоком и Западом XX века, а затем и последующего, наложило отпечаток на освещение событий века XIX. Периоды обострения отношений России и Запада будто сдвинуты назад. При таком подходе зеркало неизбежно оказывается кривым. На самом деле, несмотря на очевидное соперничество между Россией и другими европейскими державами, здравый смысл в их отношениях в это время чаще все-таки побеждал интригу.

Царь «…спокойно смотрит на нашу работу в Лувре», – констатирует английский министр иностранных дел. В это же время Лондон не только спокойно относится к деятельности Ришелье, но временами и активно его поддерживает, прекрасно понимая, что герцог работает не на эгоистические интересы России, а на стабильность во Франции. Известно, что однажды, когда в разговоре с Веллингтоном герцог Ришелье, рассказав о противодействии своему правительству, откровенно признался, что заговорщики рассчитывают на равнодушие английского полководца, тот темпераментно ответил: «Пусть попробуют: узнают меня!»

Европа с трудом, как после тяжкой болезни, выходила из эпохи наполеоновских войн, вступая в эпоху конгрессов. Венский конгресс стал первым. Его главная цель – ликвидировать политические последствия неугомонной деятельности на континенте темпераментного корсиканца – была достигнута. Заключительный акт подписали сначала Россия, Австрия, Англия, Испания, Португалия, Пруссия, Франция и Швеция, а затем в течение последующих пяти лет еще 33 государства.

Карту Европы после длительных споров в очередной раз перекроили. К Голландии присоединили Бельгию, назвав все это Нидерландским королевством. Швеция получила Норвегию. Пруссия приобрела часть Саксонии и Вестфалии, а также Рейнскую область. Австрия вернула себе все утерянные при Наполеоне земли и присоединила Ломбардию, владения бывшей Венецианской республики и кое-что еще. Италию вновь раздробили и отдали под власть старых династий. Лондон не только освободился от континентальной блокады, введенной Наполеоном, но и обогатился за счет новых колониальных приобретений, присоединив к Британской империи Цейлон, Гвиану, Мыс Доброй Надежды и оставив себе Мальту.