что родители Майкла актеры, а не юристы, как у некоторых наших детей, которых в самом деле не переспоришь.

Когда приходит время обеда, мой голубь наконец готов. Майя и Ксандер ведут детей в столовую, а я задерживаюсь, чтобы прибрать разбросанные на столе незаконченные игры и поделки.

– Давай помогу, – раздается сзади тихий голос.

– Я сам, не беспокойся, – говорю я Авроре. – Садись. Ты, наверное, устала.

Она садится перед незаконченным пазлом и начинает разбирать кусочки.

– Знаешь, иногда я тебя вот так воспринимаю.

Ее щеки порозовели после утренней беготни, волосы убраны назад, на носу появилось еще больше веснушек после трех недель на солнце. Она продолжает отделять кусочки один за другим и складывать в коробку.

– То есть хочешь уложить меня в коробку? – шучу я, не совсем понимая, что она имеет в виду.

– Нет. Как будто ты пазл, и по краям кусочки собраны, а с внутренними я никак не могу разобраться.

– Я кое-что сделал для тебя, – говорю, быстро меняя тему. – Не слишком хорошо вышло, пришлось отвлекаться, глядя, как ты каждый раз бьешь мимо ворот.

Ее плечи трясутся от смеха.

– Футболист из меня никудышный. Я просто мечта вратаря.

– Да.

Она, наконец, поднимает голову, а я кладу перед ней бумажного голубя, добавляя:

– Говорю как вратарь, так и есть.

Аврора берет голубя и, хотя он ужасен, держит его так, будто это самая драгоценная вещь на свете.

– Мне нравится. Спасибо, Расс.

* * *

Правила в вышибалах с красками такие же, как и в обычных. Разница в том, что вместо мяча губка, которую, прежде чем бросить в противника, окунают в одну из емкостей с краской, расставленных на траве. В каждом раунде свой цвет, чтобы было ясно, кто играет, а кто нет.

Учитывая, что мои соперники в основном дети, а я давно занимаюсь спортом, мне и в голову не пришло беспокоиться, что меня обляпают краской. Но когда губка попадает прямо в мою грудь, разбрызгивая зеленую краску, я понимаю, что просчитался.

Аврора с победным видом стряхивает с руки излишки зеленой краски. У девчонки неплохой бросок, и это чертовски горячо. Я еще толком не осознал, как меня заводит ее способность побеждать.

– Я думала, ты хорошо умеешь отбивать то, что в тебя летит! – кричит она с другой стороны центральной линии.

– Я же говорил, что у меня нет талантов!

– Могу придумать несколько примеров, в чем ты талантлив.

Заставлю ее думать, что я хорош в постели, а не в вышибалах.

Поскольку меня выбили, я покидаю корт и сажусь рядом с Майей, которая тоже заляпана разными цветами.

– Когда восьмилетки так наловчились играть?

Мы наблюдаем за продолжением игры. Я на секунду закрываю глаза, поворачиваясь к солнцу, – люблю тепло на лице. Что-то влажное ударяет мне в ногу. Я резко открываю глаза и вижу, как улыбается Рори.

Майя со смехом подает мне полотенце.

– Она выдаст вас обоих с головой.

У меня перехватывает дыхание.

– Мы не… Ей нечего выдавать.

– Конечно, напарник, конечно.

* * *

Общая ванная комната достаточно велика для нас с Авророй – на самом деле тут хватит места для нескольких человек, – и тем не менее мы стоим так близко, что я чувствую тепло ее тела.

– Бесполезно, – стонет она, снова и снова вытирая шею мокрой тряпкой. – Мне навечно суждено выглядеть как разноцветный далматинец.

– Иди сюда.

Подняв Аврору за талию, усаживаю ее на стойку и забираю полотенце. Она раздвигает колени, чтобы я стал между ними, и я осторожно запрокидываю ее лицо вверх, чтобы добраться до всех отпечатков красок.

– Хорошо они тебя отделали.

Как только дети поняли, как прекрасно играет Аврора, она стала главной мишенью. Она напевает под нос, пока я медленно вытираю ее челюсть, а потом шею. По ней пробегает дрожь, щеки вспыхивают, но мы оба не обращаем внимания на эту реакцию и на то, что она может означать.

– Как ты сегодня? – спрашивает Аврора, нарушая тишину.

– Не любишь молчать, да?

– А ты не любишь отвечать на вопросы?

– Ладно, твоя взяла. Честно говоря, сегодняшний день прошел легче, чем я ожидал. Когда отвлекаешься, это помогает. А ты?

– То же самое. Наверное, на самом деле мне всегда хотелось, чтобы люди любили проводить со мной время. Потому что папа никогда мне его не уделял, как бы ни подслащивали эту горькую пилюлю, а мама хотела быть со мной, но…

Я медленно вытираю лицо Авроры, поворачивая его в другую сторону.

– Не понимаю, как описать это как-нибудь помягче. В общем, не знаю. Иногда ее забота душит меня и кажется чрезмерной. Но дети хотят быть рядом со мной, потому что считают меня хорошей, и как бы жалко это ни звучало, это много значит для меня.

– Это не жалко.

– И им некуда деться, – Аврора выдавливает смешок. – Так что все хорошо.

– Аврора, ты заслуживаешь, чтобы тебе было хорошо с людьми, которых ты встречаешь по жизни.

– Мне хорошо с тобой.

Она поворачивает голову ко мне и смотрит своими красивыми зелеными глазами. Я хочу провести пальцем по ее нижней губе, поцеловать, проверить, такова ли она на вкус, какой я ее помню. Она медлит, но я узнаю это выражение. У нее бывает такой вид, когда она хочет меня о чем-то спросить, но не знает, как.

– Просто спрашивай, солнышко. Обещаю, я никуда не денусь.

– Это неважно. Надо вернуться на барбекю, пока кому-нибудь не пришли в голову нехорошие мысли. Не хочу втягивать тебя в неприятности.

Аврора прижимается ко мне. Я отхожу назад на пару секунд позже, чем должен был, но заслуживаю похвалы за то, что вообще это делаю. Беру ее за руки и помогаю соскочить на пол, а потом пропускаю к выходу.

– Рори, – окликаю я, прислоняясь к стойке, на которой она только что сидела. Аврора останавливается у двери и смотрит на меня. – Мне с тобой тоже хорошо.

Глава 15

Расс

Телефонные звонки уже сотый раз за час прерывают запущенный плейлист. Брат разозлил меня до такой степени, что хочется ответить только затем, чтобы рявкнуть: «Перестань звонить, черт бы тебя побрал!»

– Чего тебе, Итан?

Мой громкий голос нарушает утренний покой «Медовых акров». Лошади, щиплющие травку вдоль маршрута моей пробежки, смотрят на меня дикими глазами, издают недовольное ржание и, напуганные, убегают от ограды. Что мне здесь нравится, так это ужасное качество мобильной связи… хотя есть участки с хорошим приемом, и родным удается нарушить мой покой.

– Ты, кусок дерьма, никогда не отвечаешь на