~ ~ ~

В «Бейли» я вернулся только вечером. Если гуляешь по Шоп-стрит, лучше не спешить. Вы встречаете свое прошлое, остатки сомнительного настоящего и предчувствия темного будущего. Прошлое представлено школьными друзьями, старыми, трясущимися, незаметными. Настоящее танцует в струях дождя, среди беженцев и заблудших пьяниц, будущее видится в мобильных телефонах и иероглифах текста. Общий эффект — обалдевание.

Много лет назад была популярна радиопрограмма под названием «Дорогая Фрэнки». Фрэнки по голосу напоминала Бетт Девис в отвратительном настроении. Вся страна слушала эту программу. Люди обращались к Фрэнки с вопросами, которые казались простыми и разрешимыми. Ответы ее были едкими, короткими и исключали всякую возможность спора. Время от времени передавали Синатру, прерывая его рекламой. К ведущей не подходило высокопарное определение «совесть нации», но она, похоже, умело сочетала теплый юмор и ехидное злословие. Несмотря на резкость тона, создавалось впечатление, что ей небезразличны судьбы людей.

Уже давным-давно ни про кого нельзя сказать, что ему или ей не наплевать на всё и всех.

Во время ужасных событий, сопутствовавших моему предыдущему делу, передо мной ненадолго словно вспыхнул яркий свет. Я встретил молодую девушку, Лауру, очень молодую, двадцати лет с небольшим. Когда тебе уже почти полтинник, это совсем мало.

Хуже того, она в меня влюбилась.

Не могу сказать, что потерял голову, но, безусловно, Лаура мне очень нравилась. Она сделала почти невозможное — заставила меня хорошо относиться к самому себе. То облегчение, которое давали мне алкоголь и наркотики, даровано дьяволом. С ней все получилось естественно. Кто знает, что из этого могло бы выйти. Я тогда словно висел над пропастью — должен был принять самое трудное в своей жизни решение. К тому же я только что покончил со своим браком.

Разумеется, это все звучит неубедительно, но уж как есть. Ее мать сказала мне при посторонних:

— Как вам не стыдно! Лаура вам в дочери годится.

Разве я воспротивился, начал бороться и объявил, что готов сделать все, чтобы удержать Лауру?

Черта с два.

Я сбежал, как нашкодивший мальчишка. Хуже того, позвонил Лауре и соврал, что встретил другую женщину.

Смелый я мужик, верно?

С той поры я несколько раз видел Лауру, но только на расстоянии. Однажды у супермаркета. Она остановилась, но я развернулся и был таков. Время лечит или, по крайней мере, притупляет боль, дает возможность жить дальше. Господи, как бы мне хотелось, чтобы это было правдой! Сколько бы лет ни прошло, мне не забыть всю позорность моего поведения.

Я попытался сбросить этот груз в кучу другого мусора на обочине моей дороги. Не вышло. Я все равно слышу внутренний голос: «Ты вел себя безобразно».

В своих дневниках Кафка писал:

Человек, потерявшийся в своей собственной жизни, обладает более широким детальным видением. С одной стороны, он пытается оттолкнуть отчаяние, с другой — отмечает все, что может видеть.

Из всего этого я сделал один простой вывод.

Зачастую я веду себя как самая настоящая сволочь.

Когда я вернулся в гостиницу, то едва держался на ногах. Миссис Бейли, сидевшая за конторкой, сказала:

— Я видела сегодня Дана.

Разумеется, можно было ответить членораздельно, но я помахал рукой и направился к лестнице. Подумал: «Надо непременно поспать».

Открыв дверь, я увидел полный хаос. Комната была разнесена вдребезги. Книги разодраны и разбросаны по полу, постель перевернута, в матрасе большие дыры. Всюду раскидана порванная одежда. Из сломанного шкафа доносился сильный запах мочи. Занавески были засунуты в раковину.

Я закрыл дверь, чтобы привести мысли в порядок. Пробрался через разбросанные вещи и проверил пружины матраса. Пистолет исчез. Я еще раньше славно потрудился, приподняв одну доску в шкафу и спрятав там наркотики. Поднял доску и вздохнул с облегчением. Наркотики оказались на месте.

Схватив две таблетки, я проглотил их, ничем не запивая.

Пошел к раковине в поисках стакана. Он был разбит вдребезги. Я вывалил мокрую занавеску на пол. Я нагнул голову и попил из-под крана. Выпрямился, достал сигареты и закурил. Взглянул на груду тряпок. Господи, да хватит ли у меня сил начать все сначала? Потеря великолепного собрания книг едва не довела меня до слез. Книги были не просто порваны, изуродованы, вырваны из обложек. Крутом валялись обрывки этих обложек. Основа любого образования — Мертон, Чандлер, Йейтс.

Поэты, авторы детективов, романисты — все смешались в оргии разрушения. Мне едва ли придумать более удачную эпитафию для собственной жизни.

Кики, моя бывшая жена, пыталась обучить меня философии скоростным методом, заставить меня рассуждать.

Я протестовал:

— Мне меньше всего хочется думать. Как ты полагаешь, зачем существуют моря выпивки?

Она настаивала.

Разумеется, чего-то я нахватался. Я не могу уверенно произнести слово «Кьеркегор», но вот что я запомнил: чем больше отчаяния в жизни человека, тем больше этот человек способен видеть.