Теперь, товарищи, перехожу к следующему вопросу. Этот вопросдля нас больной, очень больной. Я имею в виду невыработку минимума трудодней.По этому вопросу у нас сложилась такая картина, что хоть хватайся за голову икричи не своим голосом. У нас, к сожалению, есть еще отдельные люди, которыеразделяют: это мое, а это колхозное, и не хотят работать, выставляя напоказсвои старости и болезни. И тут первое место сзаду занимает товарищ Жикин Илья.Он установил по этому делу, можно сказать, своеобразный рекорд, выработав сначала года и до сего дня ноль целых и семьдесят пять сотых одного трудодня.(Оживление. Смех. Возглас Гладышева: «Позор!») Я, конечно, понимаю, что ЖикинИлья является инвалидом Гражданской войны, не имея двух ног. Но теперь он этимисвоими ногами спекулирует. Руководство колхоза и партийная организация состоитне из зверей, и мы можем войти в положение. Никто, товарищи, Жикина незаставляет работать кульером либо на сенокосе. Но на прополке вполне можноработать. Сел в борозду и потихоньку полозай от кусточка к кусточку, выдираятравку и выполняя минимум трудодней. И нечего совать нам в лицо свои ноги,которых нет. (Возглас Гладышева: «Правильно!»)

Оратор помолчал, оценивая впечатление, произведенное научастников митинга, и не спеша продолжал:

– Вот, товарищи, прочитал я недавно книгу НиколаяОстровского «Как закалялась сталь». Это очень хорошая книга, и я советуюкаждому ее прочитать, кто грамотный. Там рассказывается о человеке, который,пройдя сквозь огни и воды революции и Гражданской войны, остался не то что безног и без рук, но еще и ослеп на оба глаза и, прикованный к постели болезненнымицепями, нашел в себе силу и мужество служить своему народу и написал книгу. Отвас никто этого не требует. Вы книгу не напишете. Но почитать советую. И вчастности, вам, товарищ Жикин, лично. Здесь он или нет? (Голос Шикалова:«Нет».) Вот видите, не уважил, не пришел даже по такому случаю. Вы скажете, онбез ног. Я и сам это знаю. Но когда ему нужно, он ездит на своих колесиках нехуже, чем другие на велосипеде. Вот Иван Тимофеевич не даст соврать, мы однаждыза Жикиным бежмя бежали, а догнать не сумели. Так можно было сюда приехать наколесиках? Можно. Человек он, конечно, заслуженный, и никто этих заслуг у негоне отнимает. Но прошлые заслуги никому не дают права потчевать на лаврах, хотяи без ног. (Возглас Гладышева: «Правильно!»)

Закончив критику недостатков, парторг снова уткнулся вбумагу, потому что дальше следовала торжественная заключительная часть, вкоторой не стоило делать ошибок.

Чем дольше парторг говорил, тем большее беспокойствоотражалось на лице председателя. Толпа, стоявшая перед ним, заметно редела.Сперва скрылась за углом конторы баба Дуня. За ней через некоторое время ушла ипропала Нинка Курзова. Это не укрылось от глаз Тайки Горшковой, которая,толкнув локтем своего мужа Мишку, показала ему глазами на Нинку. Аплодируя очереднойфразе оратора, Тайка с Мишкой стали передвигаться к углу конторы. Когда в томже направлении двинулся Степан Луков, председатель молча показал ему кулак.Луков остановился. Но стоило Ивану Тимофеевичу на миг отвернуться, как средиучастников митинга не осталось ни Лукова, ни Фролова, и его, Голубева, женатоже испарилась. Председатель поманил пальцем беспокойно озиравшегося Шикалова,тот на цыпочках поднялся на крыльцо, выслушав отданное шепотом приказание,покивал головой, исчез и больше не появлялся.

Всего этого не замечал парторг Килин, читая заключительнуючасть своей речи. Но когда, дойдя до конца, он поднял голову навстречуожидаемым аплодисментам, то увидел только спины своих слушателей, дружноудалявшихся в неизвестном направлении. На пыльной площади перед конторой стоялодин только Чонкин. Опершись подбородком на ствол винтовки, он предавалсяпечальным мыслям о происхождении человека.

Продавщица Раиса сидела у себя в магазине, размышляя наднепонятным. Вчера она получила в райпотребсоюзе партию товара и, решивиспользовать лошадь, поехала сразу не домой, а совсем в другую сторону, кзоловке, жившей за двенадцать километров от Долгова.

У золовки она выпила красного вина, послушала патефон, самапопела, легла поздно и поздно встала. Потом, пока позавтракала (опять с краснымвином), пока запрягла, часу в двенадцатом только выехала. В пути пробыла долго,никого не встретив. И наконец прибыла в деревню, ничего не ведая относительнопроисходящих в мире событий. Правда, при въезде в деревню она видела большуютолпу возле конторы, но не придала увиденному значения, подумав: «Может, простотак».

Подъехав к магазину, Раиса разгрузила товар и сталараскладывать по полкам. Вот тут-то и появилась перед ней баба Дуня. И попросилапродать ей пятьдесят кусков мыла.

– Сколько? – оторопела Раиса.

– Пятьдесят.

– Да куды ж тебе столько? – недоумевала Раиса.

– Да ведь, Раюшка, когда такие дела творятся, – заискивающесказала бабка, – надо ж и запастись.

– Да какие ж такие дела?

– Да ведь… – Баба Дуня хотела сослаться на вероломноенападение, но, вовремя сообразив, что Раиса не имеет об этом понятия, сталабормотать что-то насчет прибывающих к ней гостей. Раисе такое объяснение непоказалось удовлетворительным.

– На что ж гостям столько мыла? – не могла она дойти своимумом до сути. – Ну два куска, ну три, ну десять. Но полсотни на что ж?

– Мало ли, – уклончиво покачала головой баба Дуня, ноотступать вовсе не собиралась.

– Коли уж тебе так надо, бери, – сдалась Раиса. Она вытащилаиз угла распечатанный ящик с мылом, в нем оказалось всего тридцать восемькусков, из них два Раиса взяла себе.

– А мешочка не дашь? – спросила баба Дуня, провожаяотложенные два куска сожалеющим взглядом.

– А возвернешь? – спросила Раиса.

– Как же не возвернуть! – Баба Дуня даже обиделась. – Мне,Раюшка, чужого не надо, чай, не воровка.

Раиса помогла уложить купленное в грязный мешок и выбросилана прилавок.

– Еще чего?

– Сольцы бы, – помявшись, вздохнула бабка.

– Сколько?

– Да пудика полтора.

– Ты что, бабка, одурела, что ль? Что ты с ей будешьделать-то, с солью?

– Капустки засолить надо, огурцов, помидоров.

– Какие ж сейчас огурцы да помидоры? Может, ботву засолишь?

– Можно и ботву, – согласилась баба Дуня. – А потом, оно жзнаешь как бывает. Нынче соль есть, а завтра нету, либо соль есть – денег нет.Так что ты уж не серчай, а отпусти мне сольцы-то.